Продолжаем говорить о вопросах мягкой силы, применительно к России и Турции, как соседним и конкурирующим государствам.

В прошлой части нашей публикации (Часть 2 доступна по ссылке на сайте ИБВ: http://www.iimes.ru/?p=74327) мы обсудили такой фактор, вносящий несомненную лепту в потенциал мягкой силы, как сеть различных дипломатических представительств той или иной страны за рубежом.

С учетом продемонстрированного Турцией роста числа зарубежных дипломатических учреждений, совершенно неудивительно, что то же рейтинговое агентство «Portland» указало дипломатическую сеть Турции в качестве одного из активов турецкой мягкой силы.

Тот факт, что Турция претендует на то, чтобы называться глобальной державой подтверждается очень широкой географией открытия новых дипломатических учреждений с сильным акцентом на относительно новые для Турции регионы – Африку, Латинскую Америку и Юго-Восточную Азию.

Заметим при этом, что ничуть не меньшую роль в продвижении мягкой силы Турции чем посольства и консульства, играют торговые советники и офисы туризма. Именно они формируют Турции образ страны, в которую хорошо отправлять на отдых, с которой есть чем торговать и в которую перспективно инвестировать средства.

Достаточно любопытна та оценка деятельности Турции, которая прозвучала в адрес Турции (и России, к слову говоря, тоже – И.С.) со стороны французского президента Эммануэля Макрона 21 ноября с.г.

Так, президент Франции Эммануэль Макрон дал интервью еженедельной газете Jeune Afrique («Молодая Африка»), которая издается на французском языке в африканских странах. Ему был задан вопрос о причине усиления французской оппозиции в некоторых африканских странах, где французский является официальным языком.

Ответ французского президента Э.Макрона прозвучал следующим образом: «Со стороны некоторых африканских лидеров, но более всего со стороны внешних сил, таких как Турция и Россия, мы столкнулись со стратегией, подпитываемой постколониальными предрассудками».

«Не надо быть наивными», — заявил Макрон. Касательно тех, кто выступает против Франции в Африке, он указал следующее: «Те, кто использует такие (антифранцузские – И.С.) слова во франкоязычных медиа, те, кто готовит подобные видео, большинство – это люди, которые были сбиты с пути Турцией и Россией».

Вынесем за скобки Россию в Африке – это предмет отдельного разговора. Совсем неслучайно та же Турция не рассматривает в Африке Россию в качестве конкурента себе. В качестве конкурента себе на африканском  континенте Турция рассматривает Китай и вокруг конкуренции и взаимодействия с китайцами и строит свою дальнейшую стратегию. При этом, отчетливо понимает и тот факт, что китайцы не привыкли делиться и входить в разного рода альянсы и сотрудничества. Да и, в качестве второй по мощи державы мира, у них нет для этого сколь-нибудь веских причин. Так что, в Африке туркам – а они им там бывают нужны – приходится искать других партнеров.

Вообще факт того, что Турция является «гиперактивной» на африканском направлении секретом не является. И расширение сети дипломатических представительств Турции в Африке является тому наглядным свидетельством. Но, разумеется, лишь верхушкой айсберга.

Поскольку, к примеру, на волне обострения отношений между Турцией и Францией, турками действительно начало производиться огромное количество антифранцузского контента и выпускаться в свои национальные, международные и подконтрольные СМИ, о котором французский президент отзывается как о материале, который подпитывает то, что он назвал «постколониальными предрассудками».

Строго говоря, то, что Турция показывает в своих документальных фильмах про французскую деятельность в Африке, «предрассудками» назвать сложно – это исторический материал, основанный на фактах реальных действий Франции на африканском континенте. Другой вопрос, что – это напоминание о тех страницах французской истории, которые французы пытаются «вырвать из книги» или хотя бы «закрасить».

На 2020-й год в Турции пришлось уже две антифранцузских волны, сопровождавшихся повышенной медийной активностью, где Франция представала не просто с не лучшей, а с худшей своей стороны. Первая волна возникла на волне антитурецкой риторики Франции по поводу действий Турции в Восточном Средиземноморье. Именно Франция выступила в качестве главного европейского «ястреба», который призывал вводить против Турции санкции за «незаконные» геологоразведочные работы в Средиземном море, ущемляющие «законные права» Греции и Кипра.

Вторая волна использования Турцией медийных инструментов против Франции возникла в связи с событиями в Нагорном Карабахе. Совершенно очевидно, что Турция, своими действиями, оставила Минскую группу и её сопредседателей в лице США и Франции не у дел в той же Армении. Что не могло не вызвать крайней степени раздражения в её адрес, по крайней мере, со стороны французов и американцев. России удалось продемонстрировать свое лидирование в вопросе Нагорно-Карабахского урегулирования – что, впрочем, логично. С учетом того, что Турция не может быть миротворцем, будучи одной из сторон конфликта. Но результатом стало то, что именно Турция стала объектом не только вопросов со стороны США и Франции (роль Турции в Нагорном Карабахе вызвала вопросы – И.С.), но и критики.

В ответ на антитурецкую риторику, Турция заговорила уже не только о действиях Франции в Африке, но и о связях между Францией и «армянскими террористами». По состоянию на конец ноября месяца в турецком медийном пространстве можно наблюдать, в отношении Франции, определенное затишье.

Следует ожидать, впрочем, что ближе к 10 — 11 декабря с.г. может возникнуть третья волна антифранцузской медийной риторики в Турции – в преддверии очередного Саммита ЕС, посвященного действиям Турции в Восточном Средиземноморье и, самое главное, европейской реакции на них. Не вызывает сомнений, что, как и в прошлый раз, именно Франция будет настаивать на самых решительных действиях в отношении Турции, что подразумевает, все-таки, введение антитурецких санкций. Поскольку никаких фундаментальных изменений в политике Турции в Восточном Средиземноморье не произошло.

На французском примере, в принципе, можно наблюдать действия турецкой мягкой силы – турецких СМИ и турецких / протурецких обозревателей. И тут есть, что сказать и применительно к действиям турецкой мягкой силы в направлении России. Но сначала о результатах действий, всего несколько небольших, но показательных примеров.

Если сегодня для граждан России не является проблемой, к примеру, написать раздел в сборник «Европейская исламофобия – 2019», где можно рассуждать о межнациональных и межрелигиозных проблемах в России. Если сегодня для граждан России не является проблемой выпуск совместной российско-турецкой почтовой марки к 100-летию установления дипломатических отношений между Россией и Турцией, где изображаются две мечети, включая мечеть Сулеймание в Стамбуле и Соборную мечеть в Москве. То можно вести речь пусть о маленьких, но победах турецкой мягкой силы в России.

Можно ли себе представить то, чтобы турецкий автор — исследователь, не диссидент, сидящий за пределами Турции, а работающий в бюджетном учреждении Турции написал бы статью в книгу на тему, допустим, что-то вроде: «Христианофобия в мусульманском мире – 2020» или, паче того, «Христианофобия в Турции – 2020»? — Мягко говоря, сильно сомневаемся, что такое в Турции возможно. Даже не потому, что его из-за этого уволят и подвергнут дальнейшим ограничениям в профессиональной деятельности. А из-за того, что его «кольнет» его личный автора патриотизм и понимание «что такое хорошо и что такое плохо». И турецкий автор, непременно, сверится и по такому барометру.

Или же допустим на совместной марке, выпущенной к 100-летию дипломатических отношений между Россией и Турцией – можно себе представить ситуацию появления двух христианских храмов? Как вариант, монастыря Сумела в Трабзоне и Храма Христа Спасителя в Москве? Не говоря уже о более провокационных сюжетах, где «контрагентом» Храма Христа Спасителя выступает, допустим, мечеть Святой Софии в Стамбуле. И тоже, вроде бы, российско-турецкая связь – налицо. Но вопрос заключается в том, какая связь и какая смысловая цепочка из нее просматривается?

Да ни один турецкий даже самый мелкий бюрократ, который, по роду своих занятий, понятия не имеет о международной политике, такого не пропустит. От слова «никогда». Потому что при этом у него возникнет множество вполне законных вопросов. Относительно степени принадлежности и, вообще, принадлежности современной Турции к христианскому миру. И относительно того, почему выбран город Трабзон (не говоря уже о «сюжетной линии» с Храмом Христа Спасителя)? Нет ли тут намека? И относительно того, почему речь, вроде, о дипломатии, а на марках — религиозные учреждения, причем, для одной из сторон изображено религиозное учреждение, не представляющее религии большинства. А уж если вспомнить о том, что христианство Россия получила от Византии, читай, от «храма Святой Софии», которая сменила качество сначала на мечеть, потом на музей и потом обратно на мечеть, тот тут, и вовсе может возникнуть множество интересных вопросов.

Но вот как, в итоге, это выглядит на практике – марка к 100-летию установления дипломатических отношений между Россией и Турцией, выпущенная в ноябре 2020 года.

В мире, в принципе, произошло размытие понятий «войны» и «мира», понятие «нормы» и «не нормы», как следствие — размытие понятий «хорошо» и «плохо».

Однако, следует отметить из личных наблюдений, что в той же Турции с пониманием патриотизма на низовом уровне обстоит все очень даже неплохо. Мы даже не говорим о турецком флаге и гимне. Хотя почему не говорим? – За какое-либо даже не оскорбление, а ущемление национальных символов Турции реакция будет самой жесткой со стороны любого гражданина (!) страны. За любое непочтение к личности основателя и первого президента страны Мустафы Кемаля Ататюрка реакция будет самой жесткой. Это – для любого турка тяжелейшее оскорбление, побуждающее его к решительному восстановлению справедливости. Не говоря уже о том, что за оскорбление личности основателя и первого президента предусмотрено и уголовное преследование, которое, невзирая на все старания ЕС по демонтажу «культа личности» в Турции М.К.Ататюрка, так и не было отменено.

Флаг, гимн, Ататюрк – это тот жесткий каркас, на котором строится дальнейший патриотизм турка. Далее сюда добавляются так называемые национальные вопросы. К ним относятся «тюркский мир» и все, что с ним связано. В наши дни мы наблюдаем реакцию на события в Нагорном Карабахе, которую иначе как массовым воодушевлением назвать нельзя. Сюда же можно, вообще, отнести всю международную повестку дня, которая, так или иначе, касается Турции. Отдельно стоит отметить отношение к «своей земле» — которое также является крайне трепетным (ничуть не менее трепетным, чем отношение российских граждан к перспективам / возможности, пусть даже и теоретической по передаче Японии островов Курильской гряды – прим.). Вот только есть такое ощущение, что в последние годы, понятие «своей земли» в Турции начало трактоваться в достаточно расширительно постановке вопроса.

К понятию «своя турецкая земля», в турецком сознании, помимо того, что находится на территории Турции, относится, разумеется, территория Турецкой Республики Северного Кипра. В 2011 году, когда началась гражданская война в Сирии, в Турции вспомнили про сирийских туркоманов. Сейчас, все чаще говорят о том, что в Ливии, в первую очередь, в Триполи также проживают тюрки.

Немало шума, в том числе, в российских СМИ, наделало в начале ноября месяца высказывание Р.Т.Эрдогана, где он перечисляет все военные операции, где участвуют турецкие солдаты, прямо и косвенно, и завершает свою речь вот какой фразой: «Her şehit bizim için arazilerin evet vatan olması demektir». Которая переводится так, что, где «пал турецкий воин – там и родина». Как минимум, двусмысленное высказывание, которое турецкие знакомые нижеподписавшегося списали на то, что не стоит рассматривать фразу в отрыве от контекста. А контекст, дескать, был такой, что где бы ни умирали турецкие солдаты – они умирают за родину. Однако, подчеркнем, фраза построена именно таким образом, что где кровь солдат – там и родина.

Так что, турецкие граждане – крайне политизированы и, если в руки любого даже мелкого бюрократа попадает тема, где, так или иначе, затрагивается Турция, он будет смотреть в эту тему под микроскопом. В этом случае, даже не сотрудник МИДа почувствует себя частью нечто такого, что является «большим, чем он сам» и «враг не пройдет».

В тех же случаях, которые мы описали применительно к России, какими бы мелкими они не казались, мы видим размытие понятий между «патриотично» и «непатриотично», «правильно» и «неправильно». А видим, в лучшем случае, недомыслие – тогда речь о профессионализме. Или заявление «меня это не касается» и «какая разница?» — и тогда речь идет о проблеме куда как большей, индифферентного отношения к тому, что затрагивает национальный интерес.

Подводя черту под использованием Турцией сети своих дипломатических представительств за рубежом, отметим, что, действительно, турецкие загранучреждения резко активизировались в последние годы и результаты не замедлили себя ждать.

Однако, у этой медали есть обратная сторона – она заключается в том, что отметило рейтинговое агентство Portland, говоря о турецкой мягкой силе. Цитируем: «Учитывая низкие результаты международных опросов, правительство могло бы подумать о том, как текущая внешняя политика Турции — и образ страны в целом — влияют на мировое восприятие страны».

Иными словами, можно говорить о том, что есть границы использования инструментов турецкой мягкой силы для того, чтобы обосновывать и продвигать турецкую позицию за рубежом. Все ж таки дипломатические представительства являются лишь инструментами, а сама политическая повестка, разумеется, формируется в Анкаре и, можно даже сказать, что лично президентом страны Реджепом Тайипом Эрдоганом.

«Как сегодняшняя турецкая внешняя политика влияет на мировое восприятие Турции?» — Вообще говоря, надо четко определиться для начала, чье восприятие для Турции важно. Не будем говорить о том, что «ничье». На самом деле – это не так. Турция претендует на то, чтобы быть глобальным лидером, а для этого требуется, все же, наличие сторонников, разделяющих турецкие ценности и устремления. Внешняя политика является их важнейшим индикатором, а, следовательно, турецкие (потенциальные) союзники – это те страны, которые готовы в основополагающих вопросах разделять турецкие взгляды на окружающий мир. Совершенно очевидно, что подобные страны находятся не на Западе. С другой стороны, мягкая сила она нужна в том числе, чтобы привлекать к себе внимание международного бизнеса. И если западному бизнесу сегодня не нравится внешнеполитический курс Турции – то это проблема. И она не решается простыми «мантрами» о том, что «политика – это политика», а «бизнес – это бизнес» и что их не следует смешивать. Можно утверждать, что «большой бизнес – это большая политика», ничуть при этом не ошибаясь.