31 марта с.г., в привычном в период пандемии уже формате видеоконференции, состоялся неформальный Туркменистанский Саммит Совета сотрудничества тюркоязычных государств (сокращенное название организации: Тюркский совет).
Туркестан в данном контексте – это город в Казахстане, который на Саммите 31 марта был провозглашен одной из духовных столиц «Тюркского мира». Кавычим здесь «Тюркский мир», потому как этот термин широко используется в документах Тюркского совета, включая итоговое заявление Саммита 31 марта. Далее кавычки опускаем.
Напомним, что Тюркский совет – это интеграционный проект, инициированный при лидирующей роли Турции в 2009 году. В его состав входят, помимо Турецкой Республики, Казахстан, Киргизия, Азербайджан, а также Узбекистан. В качестве возможного члена Организации, упоминается также Туркменистан. Наблюдателем в Совете является Венгрия.
Ещё один кандидатом на то, чтобы стать наблюдателем в Совете, является Украина, которая ищет любые возможности для того, чтобы изменить региональный расклад сил в свою пользу, в том числе, за счет привлечения Турции на свою сторону. С известной долей условности, можно утверждать, что украинский интерес к турецким начинаниям, включая интеграционный проект Тюркского совета, имеет и такое не слишком уж и замаскированное «двойное дно» вбивания клина в и без того непростые российско-турецкие отношения.
Достаточно любопытным является то обстоятельство, что неформальный Саммит 31 марта с.г. ознаменовался в итоге официальным заявлением с принятыми конкретными решениями. Обычно, слово «неформальный» предполагает, что стороны ведут обмен мнениями в формате «без галстуков» и «без официальных заявлений». Здесь же мы видим достаточно развернутый документ, принятый главами государств-участник Тюркского совета, главным пунктом которого можно считать третий по счету:
«Выражена благодарность Секретариату (Тюркского совета – прим.) за подготовку первых проектов документов «Видение Тюркского мира — 2040» и «Стратегия Тюркского совета на период 2020 – 2025 г.», дано указание соответствующим ведомствам стран-участниц по подготовке упомянутых документов, работая совместно с Секретариатом с тем, чтобы их утвердить в соответствии с национальными практиками, предположительно в ходе Саммита в Турции».
Исходя из последующих заявлений президента Турции Реджепа Тайипа Эрдогана следует, что проведение Саммита в Турции намечено на осень этого года. По предварительным данным, он должен состояться в Стамбуле 12 ноября.
В этой связи, не устанем возвращаться к недавнему высказыванию Сергея Лаврова о так называемом «Великом Туране»:
«Если же говорить о «Великом Туране» как наднациональном образовании в историческом смысле, не думаю, что Турция преследует такую цель. Не вижу, как в реальности страны, бывшие частью СССР и ставшие независимыми государствами, могут эту идею в каком-то виде поддерживать. Наоборот, весь пафос их внешней политики и практика их деятельности заключается в том, чтобы укреплять свои национальные государства».
Прежде чем говорить дальше, необходимо сразу определиться со следующим:
Во-первых, совершенно точно Турция преследует интеграционные цели на широком географическом пространстве, которое в значительной степени охватывает и зону российских стратегических интересов – постсоветское пространство.
Каковы интеграционные цели Турции? – На самом деле, Турция действует методом try and see, то есть «попробуй и посмотри (результат действия – И.С.)», опираясь на совокупность своего растущего потенциала, конкурентных преимуществ и внешней конъюнктуры.
К примеру, возникла тема «арабской весны», за которой Турция усмотрела возможность прихода ко власти в ряде аравийских монархий и диктатур родственной себе партии «Братья-мусульмане» — Турция эту тему добросовестно отработала. Турция противопоставила свою демократию с интегрированным в неё политическим исламом традиционным монархическим режимам и военным диктатурам Ближнего Востока и Северной Африки. Был сделан расчет на то, что приход нового типа власти и новых лиц в региональную политику запустит к жизни и углубление сотрудничества новых режимов с Турцией.
Просто потому, что в традиционных форматах, включая Организацию исламского сотрудничества, роль Турции, даже образовавшей стратегический союз с Катаром, все равно, остается, в лучшем случае, «прочей среде равных». То есть, прежде чем запустить что-то новое, старое должно уйти.
Однако, развитие событий с 2011 года, по сути, на обозримую перспективу, закрыло тему турецкого доминирования в исламском мире и каких-либо интеграционных проектов при лидирующей турецкой роли. Исходя из целого ряда культурно-исторических особенностей, в наши дни Турция в этом мире воспринимается как чужак, да ещё и бывшая метрополия, от которой государства Ближнего Востока и Северной Африки освободились столетие, или около того назад.
И на каком бы подъеме в Турции не находилась бы тема религии, никакого родства или даже симпатии ни арабы у турок не вызывают, ни наоборот. На чей-то взгляд может показаться, что эмоциональным фактором можно пренебречь, однако, любая интеграция начинается с идеи, которая окажется привлекательной для тех, кто интегрируется.
На одной же идее об «исламофобии» на Западе и, особенно, в ЕС далеко не уйдешь – хотя, опять же, эта идея Турцией активно продвигается. И Турция является одним из главных в мире активистов, мобилизующих исламский мир бороться за права мусульман.
Однако, можно сказать, что идея об «исламофобии» имеет больший разрушительный эффект для Западной цивилизации, чем интеграционный для исламского мира. Это немного напоминает антисемитизм Ближнего Востока – попытаться разрушить Государство Израиль (безуспешно, впрочем) можно, но интегрироваться вокруг этой идее во что-то полноценное не получится. Случившийся разрыв доселе достаточно прочных и плодотворных отношений между Турцией с Израилем – это из той серии, защита Турцией Палестины и статуса Иерусалима – тоже.
Однако, заметим, что этого оказывается недостаточно – для полноценной интеграции, хотя бы, для начала экономической, нужны серьезные основания и математические выкладки, что, кто, когда, в итоге от интеграции получит?
Прежде чем перейти непосредственно к Тюркскому совету, вспомним ещё об одной интеграционной инициативе Турции. Речь идет об интеграции Турции в состав Европейского союза.
Про эту тему мы говорим и пишем на страницах сайта ИБВ очень много. Просто заметим, что в той степени, в которой можно интегрироваться в состав ЕС, Турция уже интегрирована.
Речь, разумеется, идет о Таможенном союзе между Турцией и ЕС, который приносит сторонам реальную экономическую отдачу. Как мы писали ранее в публикациях на сайте ИБВ, в торгово-экономических отношениях между Турцией и ЕС, если рассматривать торговлю, экспорт и импорт, плюс-минус наблюдается паритет. Таким образом, ЕС для Турции является «правильным» партнером. В отличие, допустим, от той же России, с кем у Турции значительное отрицательное сальдо внешней торговли из-за закупок у России значительного объема энергоносителе – природного газа, нефти и нефтепродуктов, и прочего сырья.
Помимо этого, европейцы активно инвестируют в турецкую экономику. Счет тех же немецких компаний, действующих на территории Турции идет на тысячи (!): по данным 2017 года число компаний с немецким капиталом в Турции составляет свыше 6 тыс. и нет оснований полагать, что с тех пор ситуация кардинальным образом изменилась.
Опять же, немецкие компании – это новые рабочие места и технологии для страны. Немецкий бизнес служит драйвером развития турецкой экономики. В отличие от, допустим, бизнеса китайского, который развитию турецкой экономики, выражаясь мягко, служит лишь во вторую очередь. А, в первую очередь, все заточено на то, чтобы обеспечивать китайские интересы. Турецкую сторону, которая твердит про модель win — win, то есть, про взаимовыгодное сотрудничество, такая история не устраивает. И именно поэтому к любому партнёрству с Китаем в стране относятся весьма подозрительно.
Так что, от своей ограниченной европейской интеграции Турция берет, без сомнений, сейчас по максимуму. Больше, если следовать «прямой дорогой», получить не получится.
Уже на только что завершившемся Саммите стран ЕС было заметно, что про членство Турции никто не говорит, а говорят, зато, об «условном» сотрудничестве с Турцией. То есть, речь ведется про расширение сотрудничества, при условии соблюдения Турцией требований ЕС. Причем это сотрудничество будет «интервальным». То есть, на следующем июньском Саммите ЕС будет рассмотрено «поведение Турции» (в первую очередь, в Восточном Средиземном море – прим.) и принято решении об ответном встречном шаге ЕС в сторону Турции. Видим известную отечественной публике модель «вечером деньги – утром стулья».
При этом, подчеркнем, что речь, по определению, не идет о шагах ЕС в сторону турецкого членства в этом наднациональном объединении «семьи европейских народов». Речь идет лишь о том, что партнёрство с Турцией, даже потенциальное и возможное, вводится европейцами в определенные рамки. Ревизия соглашения о Таможенном союзе – возможна, равно как и облегченный режим проезда турецких граждан в ЕС, но не более того.
В Турции это все, включая турецкое руководство, отлично понимают. Поэтому речь идет о том, чтобы нарастить свое влияние изнутри Европы, с использованием той многомиллионной диаспоры, которая проживает на европейской территории. Заметим и подчеркнем, Турция, не будучи формальным членом ЕС, исходя из численности своей диаспоры, уже может считаться частью Европы. А дальше – это вопрос демографии турецкого населения Европы, турецких усилий, помноженных на фактор времени.
При этом подчеркнем ещё одну вещь. Она очевидна, однако, стоит её иметь в виду: ЕС – это не турецкий проект, и там Турции, даже если представить себе фантастический сценарий по её принятию, никогда не будет на первых ролях. Громко выступать будет. Возможно, по громкости она сравняется с Польшей, однако, Турция не является стержневой страной. А, следовательно, она не занимает той роли, на которую она, в наши дни, претендует – роли не просто сильной региональной, но уже глобальной державы.
Характеристики глобальной державы включают многое: экономическую, политическую и военную мощь. Способность и потребность эту мощь проецировать на широкую географию. Способность предлагать глобальную повестку и глобальные же инициативы, которые находят широкий отклик и пользуются поддержкой. В итоге, этот статус предполагает способность к реализации интеграционных проектов, в той или иной конфигурации, которые собирают «очереди» из желающих к этим интеграционным проектам присоединиться и мультипликации своего влияния, уже в качестве крупного «интегратора».
В 2009-м году в Нахичевани был создан Тюркский совет или Совет сотрудничества тюркоязычных государств, как интеграционный проект, предложенный Турцией региону.
В первую очередь, речь идет о странах постсоветского пространства. Хотя, как мы видим, этот интеграционный проект нашёл отклик в той же Венгрии, как заявка на свои тюркские корни.
На неформальном заседании Тюркского совета 31 марта с.г., согласно пункту 2 итогового Заявления принято решение о смене наименования организации – как ожидается она получит название «Организация тюркских государств» (на турецком языке «Türk Devletleri Örgütü»).
Вот как президент Киргизской Республики Садыр Жапаров отозвался о смене наименования (перевод с турецкого языка — авторский – И.С.):
«Совет (тюркских государств – прим.) окажет положительное влияние на укрепление позиций организации на международной арене после завершения ее преобразования в Организацию тюркских государств. Это будет способствовать расширению деятельности Организации и позволит другим странам присоединиться к Организации или искать статус наблюдателя».
Иными словами, речь идет о том, что смена наименования – это не косметическая мера, а та мера, которая отражает реальную эволюцию объединения Тюркского мира – от Совета до Организации. Разумеется, и в то и в другое название можно вкладывать разный смысл. «Совет» – не обязательно является лишь только совещательным органом, а «организация» предполагает, вообще, широчайший смысл для трактовок. В данном случае, налицо – желание членов Тюркского совета поднять статус организации до влиятельного международного актора.
Есть ещё одна важная тема: после смены названия из него выпадет язык, как главный объединительный фактор. Напомним, полное название организации сейчас звучит как Совет сотрудничества тюркоязычных государств. Теперь же привязки к языку не будет – пойдет речь о всем комплексе факторов, обеспечивающих культурную, историческую, цивилизационную и прочую близость тюркских народов. А, следовательно, и более широкой заявке членов этой Организации на свою общность.
Название – это, на самом деле, достаточно серьезная вещь, о чем знал не только автор сакраментального «как корабль назовешь, так он и поплывет». Простой пример: Евразийский экономический союз. Фигурирующее в названии слово «экономический» автоматически определяет наличие между странами-участницами общей экономической повестки дня и экономических соглашений. Однако, выводит вопросы внешней политики, безопасности и обороны, за скобки. Хотя «союз» означает большую степень интеграции, по сравнению с достаточно безликим определением «организация».
Таким сравнением между ЕАЭС и Организацией тюркских государств дело не ограничивается.
По той простой причине, что эти две структуры являются, как минимум, пересекающимися по линии состава своих участников. Те же Казахстан и Киргизия являются странами-участницами обоих организаций. Узбекистан же является членом Тюркского совета, и наблюдателем (с 2020 года) в ЕАЭС. Вообще, идея евразийства изначально шире чем идея тюркского мира. Это видно и из того, что членами ЕАЭС являются Беларусь и Армения, наблюдателями – Молдова и даже Куба. Однако, такой широкий охват означает и то, что членство некоторых государств – допустим, той же Кубы – смотрятся лишь только в качестве стремления искусственно «накачать» ее статус за счет новых участников.
Подводя итог данной публикации (но не теме, которая будет, вне всякого сомнения продолжена), можно отметить, что мы наблюдаем конкуренцию двух идей: евразийства и тюркизма. Центрами которых пытаются стать ЕАЭС и Тюркский совет, которые пытаются привлечь к участию у себя, в общем и целом, сильно пересекающийся состав участников.
Понятно, что центральноазиатские государства будут стремиться к тому, чтобы извлечь для себя максимум выгод из своего членства в ЕАЭС и Тюркском совете. Это, в частности, потребует известной «изворотливости» от тех же Казахстана и Киргизии, которым потребуется гармонизировать свое нахождение в едином экономическом пространстве ЕАЭС и желание находиться в едином тюркском пространстве. При этом заметим, что ЕАЭС и Тюркский совет – являются прямым конкурентами только по экономической линии. ЕЭАС на общую внешнюю политику не претендует, а вот Турция попробует предпринять все возможное, чтобы политическое измерение в Тюркском совете было бы. В этом смысле, стоит дождаться момента, когда «Видение – 2040» Тюркского совета станет достоянием общественности.