Христианские меньшинства Ближнего Востока никогда не были в центре специального внимания «Аш-Шарк Аль-Аусат», что вместе с тем вовсе не означало, что это выходящее в Лондоне саудовское издание (и одновременно крупнейшая и влиятельнейшая газета арабского мира) не информировало своих читателей о ситуации в связи с христианской средой этого региона. Разумеется, на страницах этой газеты говорилось, например, о скандалах, касавшихся деятельности Иерусалимского патриарха в связи с его сомнительными земельными операциями с израильтянами, нынешнего исхода христианского населения Мосула или напряженности в коптско-мусульманских отношениях в Египте. Тем не менее аналитические статьи, касающиеся положения того или иного христианского меньшинства Ближнего Востока, его политических предпочтений, тенденциях его будущего развития, «Аш-Шарк Аль-Аусат» не помещала. Уже поэтому опубликованная газетой 13 декабря с.г. статья ее главного редактора Тарика Аль-Хамида «Церковь на службе насилия» заслуживает особого внимания.

Т. Аль-Хамид — профессиональный журналист, он строит свою статью по лучшим правилам газетного искусства. Прежде всего, это информационный повод. В качестве информационного повода выступает развернувшаяся в ливанской (по преимуществу маронитской) среде широкая дискуссия, посвященная недавней поездке главы Свободного патриотического движения генерала Мишеля Ауна в Сирию, и, в частности, одно из заявлений лидера ливанского Национального блока Карлоса Эдде (внука бывшего президента и яростного поборника «маронитского Ливана» Эмиля Эдде), комментировавшего эту поездку и сказавшего: «Мне кажется, что благодаря этой поездке и предшествующему ей визиту в Иран генерал Аун продемонстрировал, что он научился ставить церковь на службу интересам тоталитарных режимов».

Что ж, ливанская маронитская элита расколота — это давно известное обстоятельство. Впрочем, на протяжении всего периода до обретения Ливаном в начале 1940-х гг. независимости и тем более после того как эта страна окончательно стала субъектом международных отношений, эта элита, каждая фракция которой всегда исходила из того, что маронитское сообщество является несущей конструкцией ливанской государственности, никогда, тем не менее, не была едина с точки зрения того, какими должны быть формы этой государственности. В контексте этой ситуации, осложняемой конфессиональным многообразием собственной страны, политические деятели ливано-маронитского сообщества считали возможным ради собственного возвышения, позволяющего группировать свое сообщество и политические структуры иных этноконфессиональных общин вокруг себя, заключали многообразные (в том числе и далекие от того, чтобы ограничиваться маронитской общиной) политические союзы, вступали в порой казавшиеся «неестественными» коалиции и с внешними силами, и с политическими партиями и движениями тех групп ливанского общества, которые отнюдь не рассматривались ими в качестве основы «общенационального» единства. М. Аун отнюдь не исключение из этого правила. Напротив, его ориентация на Сирию и развивающиеся контакты с шиитским движением «Хизбалла» шейха Насраллы (что предполагает и не менее многообразные связи с Ираном) делает его, более чем какого-либо другого маронитского лидера, сторонником таких «неестественных» коалиций.

Но, так или иначе, а Т. Аль-Хамид, отталкиваясь от этого заявления, строит свою статью. Более того, эта статья не только касается внутриливанской (или внутримаронитской) ситуации, но и рассматривает деятельность М. Ауна и заявление его политического противника (из той же маронитской среды) К. Эдде.

Итак, два утверждения главного редактора «Аш-Шарк Аль-Аусат». Это, во-первых, мысль о том, что «союз Мишеля Ауна с Ираном и Сирией обрекает ливанских христиан на союз с фундаменталистскими и основанными на насилии режимами», что в свою очередь представляет собой радикальный «переворот» в подходах маронитов, который «будет иметь огромные последствия, способные отразиться на всех христианах Востока (Машрика. – Г.К.)». Во-вторых, утверждает Т. Аль-Хамид, суть этого «переворота» состоит в том, что: «С момента возникновения арабских государств в их современной форме роль всех христиан Машрика никогда не ограничивалась простым гражданством (в этих государствах. – Г.К.). Христиане всегда играли конструктивную роль. В арабском мире они были символами политического, культурного и экономического (преуспеяния. – Г.К.). Более того, роль христиан как (сторонников. – Г.К.) арабского национального дела была огромна, в том числе в сопротивлении в Ливане и в других странах. Но ныне, вступая в коалицию с Дамаском и Ираном, Аун перевернул сложившуюся ситуацию, превратив христиан Ливана, да и Машрика, в звено противостояния. Тем более что мы видим: арабские государства идеей и оружием противостоят экстремистам путем последовательной борьбы против них. Как же в этих условиях Аун может бросаться в объятия сирийского политического экстремизма и религиозного фундаментализма в Иране?»

Статья Т. Аль-Хамида содержит немало натяжек, неточностей и искажений. Одно из этих искажений присутствует уже в названии статьи. О какой «церкви», стоящей «на службе насилия», идет речь? О маронитской? Но ее патриарх Сфейр далек от того, чтобы рассматривать его в качестве сторонника «Хизбаллы», Сирии или Ирана. Более того, ни христиане Ливана, ни христиане других стран Машрика и Египта не объединены в единую церковь. Напротив, они принадлежат ко многим церквам, от православных до дохалкидонских (древневосточных), включая общины католиков и протестантов. Роль приверженцев этих церквей в развитии «арабского национального дела» или, иными словами, в становлении и эволюции панарабизма (того его варианта, который развивался в пределах «исторической Сирии») различна. Если православные (да и то такого рода утверждение во многом преувеличено) и играли в этом процессе значительную роль, то это (за редким исключением) не относилось к маронитам, ведущие идеологи которых всегда подчеркивали неарабскую «специфичность» этого этноконфессионального сообщества. И уж тем более в «арабском национальном деле» не участвовали армяне региона Машрика (вне зависимости от того, принадлежали ли они к Армянской апостольской церкви или были католиками и протестантами), египетские копты, а также говорящие на диалектах новоарамейского языка ассирийцы-несториане и халдеи-яковиты Ирака, Сирии и (в определенной мере) Ливана.

Т. Аль-Хамид говорит и о «сопротивлении в Ливане», видимо, имея в виду гражданскую войну в этой стране, развивавшуюся в течение 1975-1989 гг., когда были заключены Таифские соглашения, в достижении которых Саудовская Аравия сыграла значительную роль. Но употребление слова «сопротивление» применительно к этому трагическому этапу в истории ливанского государства звучит двусмысленно. Да и в государстве, гражданином которого является сам главный редактор «Аш-Шарк Аль-Аусат», в то время часто звучали открытые призывы «разрушить конфессиональный Ливан», когда имелась в виду ведущая роль ливано-маронитской общины в сохранении национальной государственности. И если саудовский официальный истеблишмент и содействовал в конечном итоге заключению Таифских соглашений, то это произошло только в связи с угрозой саудовским государственным интересам, которую представлял собой ввод сирийских войск на территорию Ливана. Впрочем, Таифские соглашения представляли сирийские оккупационные войска, находившиеся на территории соседней страны как «межарабские силы», с помощью которых сохранялась «территориальная целостность» и «внутренняя стабильность» в Ливане. Впрочем, зачем же о прошлом? Ведь кто старое помянет…

Теперь же Т. Аль-Хамид рисует ситуацию, которая в то время возникла в Ливане, в довольно любопытном аспекте: «Баасистская Сирия — образец политического экстремизма, что лучше чем кому бы то ни было известно жителям Ливана. Сирия — единственное арабское государство после режима Саддама Хусейна, которое захватило другое арабское государство — Ливан, и продолжает предпринимать невозможное, чтобы сохранить там свое господство, используя для этого самих ливанцев». Но кто же сомневается в том, что прошлое всегда и повсюду было объектом манипуляций, даже если эти манипуляции и называют «переосмыслением» или еще более красиво — «реинтерпретацией»? Кто же сомневается в том, что задачи саудовской региональной политики заставляют главного редактора «Аш-Шарк Аль-Аусат», подспудно обращаясь к той же идее «арабского национального дела», говорить об Иране как о некоем сатанинском начале? «Аун, — пишет он, — вступает в союз с Ираном и его ливанской партией, партией Насраллы, хотя региональная роль Ирана сегодня — это роль, направленная против самих основ безопасности и единства арабских государств».

Но все же, какое отношение к истории М. Ауна и его отношений с Ираном, Сирией и движением «Хизбалла» имеют христиане Машрика?

В статье Т. Аль-Хамида имеется чрезвычайно любопытный пассаж: «Аун стоит рядом с Хасаном Насраллой, Халедом Машалем, Муктадой Ас-Садром». И далее: «Обращает на себя внимание время его союза с Ираном, как обращает на себя внимание и время его союза с Сирией. Однако достаточно взглянуть на то, что стало с христианами Ирака, которым никто не оказывает покровительства».

Собственно, в этом пассаже, содержащем перечисление имен тех, кто стал внутриарабским противником саудовской региональной политики, ее настоящими betes noires, содержится ответ на то, зачем эта статья появилась на страницах «Аш-Шарк Аль-Аусат». Все то же пресловутое «арабское национальное дело»! Одна из его сегодняшних жертв — иракские христиане, исход которых из Мосула, да и из всего Ирака не прекращается. Причина? В том числе естественное стремление создать ассирийско-халдейский автономный район на севере этой страны, необходимый для того, чтобы раз и навсегда избавиться от воспоминаний об ассирийских погромах 1930-х гг., чтобы построить новые отношения с арабскими и курдскими соседями, чтобы сконструировать «ассирийско-халдейское» национальное сообщество, способное преодолеть узкие рамки «конфессионального» бытия обоих этносов.

Собственно, только поэтому в завершение своей статьи Т. Аль-Хамид ссылается на два недавних события в Тегеране. Одно: демонстрация протеста перед зданием саудовского посольства против реализуемой саудовским монархом идеи диалога религий; второе: студенческая демонстрация в кампусе Тегеранского университета, «участники которой требовали демократии и осуждали режим Ахмадинежада». Конечно же, по словам автора статьи, «Аун — союзник первого события, союзник мулл, протестующих против диалога религий и сосуществования с другими. Он не солидаризируется с теми, кто требует демократии и достойной жизни».

Наконец, вывод статьи: «Отсюда вытекает важность и серьезность комментария Карлоса Эдде, заметившего болезнь и указавшего на опасность превращения восточной церкви в прислужницу основанных на насилии режимов». Вновь «реинтерпретация» истории, когда радикально пересматривается абсолютно далекая от «арабского национального дела» роль клана Эдде и созданного этим кланом ливанского Национального блока.

Конечно, было бы странно оправдывать проводимый сегодня Ираном региональный курс или политику этой страны в ядерной области. Было бы странно оправдывать тегеранских мулл и их ближневосточных союзников и сторонников. Но куда важнее другое обстоятельство — жесткое саудовско-иранское региональное соперничество, когда (в частности) саудовская сторона провозглашает устами главного редактора гордящейся своей «свободой» общеарабской газеты известный принцип: «Кто не с нами, тот против нас». Этот принцип сегодня означает в том числе и стремление Саудовской Аравии представить себя в качестве единственного «подлинного» поборника панарабской идеи. Но как бы не хотелось, чтобы это соперничество двух «центров силы» привело к тому, чтобы христианские меньшинства региона (да если бы только они!) оказались (в силу той политики, которую проводят те или иные их лидеры) между молотом и наковальней!

И, тем не менее, самое последнее замечание. Т. Аль-Хамид говорил в своей статье и об инициативе его монарха — «диалоге религий и цивилизаций». Но не означает ли его статья, что этот диалог сами его инициаторы понимают более чем своеобразно, в частности, и как прямое давление (по крайней мере, в отношении немусульманских этноконфессиональных меньшинств арабского региона) на группы ближневосточных христиан, целью которого должно стать их следование в фарватере саудовской политики? Впрочем, если цитировать самого Т. Аль-Хамида и его панегирик К. Эдде, то не только Сирия, но и Саудовская Аравия решает свои задачи в Ливане, «используя, — как он писал в связи с интригами Дамаска, — для этого самих ливанцев».