Министр финансов Афганистана 11 августа подал в отставку  со своего поста и покинул страну после того, как талибы захватили ключевые таможенные посты и отрезали афганское правительство от основных источников доходов. Только за последний месяц афганское правительство уже потеряло почти 30 млн долларов импортных пошлин из-за контроля талибов над таможенными постами, на которые приходится почти 50% общего внутреннего дохода страны. Без этого финансирования правительство в Кабуле  уже в самое ближайшее время  столкнется с серьезным лимитированием  своих возможных попыток проводить серьезные  наступательные или оборонительные операции против групп боевиков, поскольку афганские силы безопасности, как сообщается, уже в значительной степени исчерпали боеприпасы и другое оборудование, необходимое для продолжения защиты критически важных городов и аванпостов. Ухудшение условий жизни и нехватка государственных доходов для обеспечения основных потребностей граждан страны вызовут массовый исход и кризис беженцев в соседних странах; Европейский союз, Иран и Турция уже принимают жесткие меры по недопущению афганских беженцев к своим границам.

По словам официального представителя ЕС, талибы в настоящее время контролируют 65% территории Афганистана и либо взяли, либо близки к тому, чтобы взять под контроль 11 провинциальных столиц. По последним оценкам американской разведки, Кабул может быть полностью изолирован за 30 дней и захвачен талибами за 90. Эти анализы основаны на предположении  начала серьезного штурма Кабула талибами после окончательного вывода американского военного контингента из столицы предположительно в сентябре с.г. Как полагают стратегические аналитики известного американского аналитического фонда «Стратфор», большинство оценок вывода американских войск из Афганистана, а также прогнозируемых успехов талибов сосредоточены сейчас на двух ключевых моментах:

1. Отказе от западных стандартов соблюдения прав человека, особенно в отношении женщин.
2. Превращении Афганистана в террористическую базу для внешних ударов по отдаленным иностранным державам.

Это не обязательно ложная оценка ситуации, особенно учитывая историю первого завоевания талибами Афганистана. В дестабилизированном Афганистане, охваченном гражданской войной, талибы могут снова вернуться к своей прежней практике по вербовке или размещению групп иностранных боевиков. Действительно, они уже  работают с вооруженными таджикскими группами вдоль границы Таджикистана. Затянувшийся конфликт или даже ограниченный успех в ключевых областях на юге страны вполне может оставить неуправляемое пространство, где иностранные боевики могли бы тренироваться, планировать и осуществлять удары по соседним странам или на международном уровне. Покровительство  талибами Усамы бен Ладена и «Аль-Каиды» (запрещена в России) 20 лет назад предполагает, что эта модель может повториться, и Афганистан снова станет вероятным источником следующей масштабной террористической атаки по примеру  11 сентября 2002 года.

Но важно также искать альтернативные исторические аналогии, хотя бы только для проверки принятой в настоящее время этой модели.  Цель представленного американскими экспертами  анализа состоит не в том, чтобы обязательно утвердить альтернативную оценку поведения движения «Талибан», а скорее предложить дополнительные сценарии  при рассмотрении будущего Афганистана.

По мере того как менталитет США в области безопасности смещается от борьбы с терроризмом и повстанческими конфликтами к равноправной конкуренции с Китаем, Вашингтону придется пересмотреть приоритеты своих усилий и военных интервенций. Это будет трудно сделать, учитывая, что теракты 11 сентября сформировали поколение американских военных лидеров и аналитиков, которые мыслят в определенных парадигмах. Борьба с терроризмом и повстанцами также доминировала в циклах подготовки и развертывания американских военнослужащих. Естественно, что этот опыт является основным инструментом, через который Соединенные Штаты  оценивают потенциальные угрозы.  Оценки, основанные на опыте талибов конца 1990-х годов в Афганистане, а затем на операциях по борьбе с повстанцами в первые два десятилетия 21-го века, возможно, когда-то были совершенно точными. Но времена изменились, как изменились обстоятельства и баланс региональных сил. И учитывая этот меняющийся контекст и уроки, извлеченные самим «Талибаном» за эти годы,  есть необходимость пересмотреть эти оценки (и предположения, на которых они основаны), подойдя к следующим трем основным вопросам как к новым:

1. Что такое «Талибан»?
2. Чему талибы научились в ходе конфликтов в Афганистане, Ираке и Сирии?
3. Чему талибы научились после 11 сентября?

1.Что такое «Талибан»?

Это важно понять, поскольку помогает определить цели движения, а также некоторые его возможности и уязвимости. Общепринятое предположение состоит в том, что «Талибан» — это террористическая организация, стремящаяся навязать исламское право в Афганистане и за его пределами, и что у нее нет никаких сомнений относительно размещения иностранных международных джихадистов, намеревающихся напасть на Соединенные Штаты или Европу. Короче говоря, «Талибан» является частью транснационального джихадистского движения, стремящегося свергнуть западный порядок во всем мире. В этой связи американские аналитики предлагают взглянуть на талибов в контексте других революционных движений. В этом свете  можно было бы  описать «Талибан» как этнографически-религиозное националистическое движение, стремящееся восстановить воспринимаемый в прошлом Афганистан, который был сильным, уверенным в себе и интегрированным в ограниченные региональные торговые и властные структуры, а также способным защищать свои собственные интересы. В этих рамках у талибов были бы гораздо более локализованные цели — возможно, распространяющиеся на Пакистан и Иран или части Центральной Азии, — но явно ограниченные по своим масштабам и охвату. Эта перспектива не отменяет представления о «Талибане» как о субъекте, который откажется от западных норм, и не исключает полностью возможности использования талибами иностранных сил для достижения своих целей. Но это ставит географию Афганистана в центр внимания группы, а не отдаленных западных держав. Талибы почти достигли этой цели в конце 1990-х годов и вплоть до терактов 11 сентября 2001 года. Талибы силы оттеснили «Северный альянс», они начали консолидацию власти в ключевых районах Афганистана, установили контроль над Кабулом. Талибы также установили дипломатические отношения с Пакистаном, Саудовской Аравией и Объединенными Арабскими Эмиратами и вели переговоры о правилах игры с другими странами (включая Китай). Несмотря на более раннюю советскую оккупацию, талибы не концентрировали свою деятельность в формате нападения на Россию в качестве мести. Боевики «Талибана» периодически вступали в столкновения вдоль региональных границ Афганистана, но эти нападения часто были больше направлены на нанесение ударов по силам внутренней оппозиции или в рамках утверждения своих претензий на более крупный исторический Афганистан, а не как попытки напасть на российские интересы. После завоевания Кабула в 1996 году движение «Талибан» добивалось признания ООН, но неоднократно получало отказ, что стимулировало направлять свои основные усилия  на внутренние проблемы.. Однако «Талибан» защитил Усаму бен Ладена от призывов к его экстрадиции после нападений на посольства в Кении и Танзании в 1998 году, нападения на американский корабль «Коул» в 2000 году и после терактов 11 сентября 2001 года, которые будут рассмотрены далее в последнем вопросе.

2. Чему талибы научились в ходе конфликтов в Афганистане, Ираке и Сирии?

Общее утверждение состоит в том, что «Талибан», как и его предшественники, осознает свое долгосрочное стратегическое преимущество в борьбе на своей собственной территории. Афганистан не зря называют кладбищем империй. И талибы видят в продолжающемся выводе американских войск еще один пример того, что упорство может вытеснить иностранные силы. История, однако, также показала, что такое упорство имеет дорогую цену в рамках потерянного времени, потерянных жизней, стагнации экономики и разрушения инфраструктуры. Другими словами, такие усилия ослабляют Афганистан, оставляя его внутренне раздробленным и уязвимым Но часть мифов о движении «Талибане» или его предшественниках состоит в том, что даже при своей технологической неполноценности оно способно морально преодолеть «превосходящую» внешнюю силу — будь то США, Советский Союз или Великобритания. Эта уверенность  усиливает ощущение неизбежной победы. Вкупе с уроками Ирака и Сирии, это также может быть одним из приоритетов иностранных держав в среднесрочной перспективе. В Ираке и Сирии, например, ближайшие интересы Турции представлены в гораздо большей степени, чем отдаленные интересы Соединенных Штатов, о чем свидетельствует смещение внимания Вашингтона и вывод своих  сил. Главной целью  США в конфликтах в Ираке, Сирии и Афганистане было остановить или нивелировать что-то (угрозу терроризма, например), но у них было мало реального интереса или стремления построить что-то новое на этом месте. Дни постконфликтного «национального строительства», возможно, умерли после Второй мировой войны или, возможно, частично пережили Корейскую войну. Но в новейшей истории США мало готовы взять на себя колоссальные затраты и ответственность за восстановление какой-то страны в новом облике. Военные интервенции США на Ближнем Востоке в течение последних 20 лет не имели четких конечных целей, кроме наказания или прекращения развития конкретной угрозы (будь то террористические атаки или страх перед ядерным оружием). И даже при этом обстоятельстве  ползучая миссия просто втянула Соединенные Штаты в неопределенные, нескончаемые конфликты. Только с запоздалым признанием растущего числа равных соперников Соединенные Штаты начали извлекать себя из бесконечных патовых миссий, признавая тем самым факт своих ограниченных ресурсов и ослабевающее восприятие конкретной угрозы американским народом. В аналогичном ключе действия России в Сирии определили различие  разницу подходов между Соединенными Штатами и Турцией. Россия не строитель нации, но у нее есть стратегические интересы в регионе — от восприятия необходимости распространения своего влияния до необходимости обладания военными  объектами за пределами Босфора. Но даже Россия оказалась сейчас почти «застрявшей» в Сирии. Урок для талибов может заключаться в том, что именно соседняя держава является его самой большой заботой, а более отдаленные государства, в общем, второстепенной целью. Интересы России в Центральной Азии, наряду с границей Китая с Афганистаном и его инициативой «Пояс и путь», определяют для  этих двух крупных держав более непосредственный интерес к развитию ситуации в Афганистана по сравнению с Соединенными Штатами. Но ни у Москвы, ни у Пекина нет ни малейшего намерения или интереса втягиваться в трясину интервенции, особенно так скоро после вывода американских войск. Пекинуже связался с талибами и изложил свои основные интересы, которые включают в себя гарантии того, чтобы Афганистан не был безопасным убежищем для уйгурских боевиков или сочувствующих им лиц, которые могут нанести удар по Китаю. Талибы также связались с Москвой, и хотя Россия сейчас укрепляет свои военные отношения со своими центральноазиатскими соседями, это, усиление будет жестко ограничено деятельностью именно в регионе Центральной Азии или у северной границы Афганистана. Наиболее вероятными вызовами для талибов сейчас являются такие страны  как Пакистан, Таджикистан, Узбекистан и Иран, где их этнические и сектантские интересы явно пересекаются  с интересами властей этих государств. Для талибов это может означать лимитирование своей активности   в Афганистане и вдоль его ближайших границ, и поэтому у них будут отсутствовать планы наносить удары далеко за границей.

3. Чему талибы научились после 11 сентября?

Если мы посмотрим на «Талибан» как на этническое и религиозное националистическое движение, даже если это движение с политическими и общественными взглядами, отличными от западных, то один важный нюанс заключается в том, что он видит события 11 сентября 2001 года только и исключительно  как отсрочку своей консолидации власти в Афганистане на два десятилетия. Другими словами, разрешение иностранным силам использовать Афганистан в качестве базы для планирования и нанесения ударов по ключевым западным державам (или непосредственно Китаю или России) вполне может подтолкнуть эти страны к преодолению их нынешней сдержанности в своих действиях в Афганистане, что приведет к активному противодействию и военным операциям со стороны далеких внешних держав. А это в очередной раз задержало бы консолидацию Афганистана в идеализированную единую пуштунскую страну и последующее его трансформацию в  значимую  региональное государство. Традиционные схемы ограниченных ракетных ударов были нормой для ответных действий США против действий Усамы бен Ладена из Афганистана до событий 11сентября. Они вызвали значительные изменения в реакции Вашингтона. Учитывая этот опыт, лидерам «Талибана», несомненно, приходила в голову мысль, что подобные действия в отношении России или Китая могут изменить и поведение этих двух стран. В настоящее время Китай использует экономические рычаги, чтобы попытаться сдержать воинствующих уйгуров в зарубежных странах. И он может придерживаться этих инструментов, если афганские боевики начнут нападения только на Синьцзян. Но что, если эти боевики начнут атаковать Пекин или Шанхай? Будет ли Китай, учитывая его нынешние военные разработки и глобальные устремления, чувствовать себя уверенно, просто позволяя такому нападению пройти без сильного ответа? Талибы должны учитывать эти последствия, что может объяснить их недавние переговоры с Пекином.

Добавление аналогий для проверки предположений

Ясно, что эти идеи не являются окончательными. Но они предлагают альтернативные способы оценки талибов и их вероятных действий как внутри Афганистана, так и за его пределами. Мы видели, как талибы боролись против «Исламского государства» (ИГ, запрещено в России), которое представляло собой конкурирующий центр власти в Афганистане. Она использовала иностранных боевиков, но также стремилась держать их под контролем или в ограниченных региональных операциях в прошлом. Талибы уже стремятся получить дипломатическое признание, если они победят нынешнее афганское правительство. Речь идет о том, чтобы продемонстрировать свою легитимность как внутри страны, так и за рубежом. Постоянное ведение боевых действий может, в конечном счете, ослабить западное вмешательство, но оно мало что делает для предоставления услуг и возможностей афганскому народу (даже в рамках узко определенного набора норм). Без каких-либо решений именно этих проблем талибы рискуют навсегда остаться «почти» лидерами Афганистана. Даже принимая во внимание эти альтернативные подходы (которые требуют гораздо большего исследования), остаются более насущные вопросы, а именно: могут ли талибы или афганское правительство, в одиночку или вместе, утвердить полную власть и контроль над всем Афганистаном? Афганистан, охваченный продолжительной гражданской войной, вполне может стать неуправляемым пространством, где другие боевики могут прятаться, тренироваться и планировать свои операции в рамках решения своих региональных или международных целей. Для всех государств, окружающих Афганистан, это, по-видимому, является самым большим вызовов на сегодня. Для талибов после захвата Кабула приоритетная задача состоит в том, чтобы заниматься повседневным управлением невероятно сложного пространства, которым является Афганистан, и отстаивать свои националистические идеи, не провоцируя непосредственных угроз со стороны таких крупных держав, как Соединенные Штаты, Китай и Россия.

Внесем свою лепту в  рассуждения американских экспертов, которые собственно по своей сути являются попыткой признать талибов составной и внятной частью международного сообщества, и одновременно оправдать обвальный вывод американских войск из Афганистана очень практическим соображением. И это только подтверждает наш тезис о том, что этот вывод является очень четким шагом новой администрации Дж.Байдена в рамках реализации своей новой стратегии сдерживания России и Китая, в том числе и путем растягивания их ресурсов на афганском направлении. Но в данном анализе отсутствует важные нюансы.

1. Кто сказал, что талибы представляют собой единое движение с жестким централизованным руководством? Рискнем предположить, что фрагментация в движении после паления Кабула только будет возрастать, а это обстоятельство резко снижает вариант достижения какого-то единого договора о ненападении с новым режимом.
2. Важный нюанс это наркотики. По сравнению с первым пребыванием талибов у власти они сейчас полностью интегрированы в процесс производства, транспортировки и контрабанды героина. И их контроль без боя над всей границей с регионом Центральной Азии во многом вызван именно обстоятельством компромисса между талибами и таджикскими кланами по этому вопросу. Если проще, то о разделе прибыли от наркотрафика. И произошло это на фоне полной дискредитации прежних лидеров «Северного альянса»  и возникновения новой генерации руководителей. Собственно любые возможные  осложнения  в этом регионе будут определяться не желанием талибов экспортировать свою «исламскую революцию», а именно эти аспектом.