Немецкие СМИ продолжают комментировать визит в Тегеран бывшего канцлера ФРГ Герхарда Шредера и его встречи с представителями иранской политической элиты, в том числе с президентом Ирана Махмудом Ахмадинежадом. Размышляя о переговорах экс-канцлера, пресса задает все те же вопросы: в каком качестве отправился Шредер в Иран и каковы результаты этой поездки.
Для начала имеет смысл напомнить, что Герхард Шредер сегодня — один из шефов «Северного потока», акционерного общества, которое основано газовым монополистом «Газпромом» при участии концернов BASF и E.ON AG. О прибытии в страну делегации E.ON AG, крупнейшей германской энергокомпании, в том числе и продающей газ, СМИ Ирана сообщили накануне выступления Шредера в иранской Торгово-промышленной палате. Отметим также, что представители E.ON AG, посетившие особую энергетическую экономическую зону «Парс», не были названы поименно. Было ли это сделано для того, чтобы отвести подозрения от Шредера, осталось неизвестным. Вряд ли набор этих фактов является совпадением. Точно известно, что Герхард Шредер, известный политический деятель современности, — нынче ключевой игрок на ближневосточном газовом рынке. В развитии этого рынка с помощью западных инвестиций и технологий Махмуд Ахмадинежад заинтересован не меньше. И именно это могло подвигнуть иранского президента на согласие встретиться со Шредером.
В каком качестве он принял экс-канцлера — пытается проанализировать ситуацию немецкая пресса. Существует несколько обнародованных вариантов ответа на этот вопрос. Сразу отметим, что как представителя делового мира Запада, чьи профессиональные устремления (шеф «Северного потока») и личный коммерческий интерес (акционер E.ON AG) напрямую связаны с развитием комплекса близ месторождения «Южный Парс», немецкая пресса его не восприняла, видимо, по известной формуле «Слона-то я и не приметил». Причем иранские СМИ не упомянули о визите Шредера вообще — ни как коммерческого лица, ни как политика, хотя, в принципе, статус иранского президента позволяет думать, что у него достаточно напряженный график работы, но встреч, подобных этим и связанных к тому же с западными державами, не так много.
Немецкая пресса считает, во-первых, что Герхард Шредер — специальный представитель Белого дома на переговорах с Ираном. Согласно сообщениям СМИ США, в Госдепартаменте США создается (или уже создано) специальное подразделение по вопросам Ирана. И якобы получив либо прямые указания Барака Обамы, либо представителя этого нового департамента, экс-канцлер и отправился в Тегеран — еще не озвучивать новую политику только что избранного президента, но знакомить иранского президента с ее основными моментами. Если Шредер — порученец Обамы, то это весьма удачный выбор: для Ирана он не является ненавистным американцем, которому можно грозить кулаком, который предпочитает в разжатом состоянии пожать Обама.
Во-вторых, Г. Шредер может быть и личным посланником Ангелы Меркель, которая одной рукой пишет строгие инструкции относительно резкого ограничения торговых отношений с Ираном (чтобы угодить западным партнерам и формально выполнить требования Совбеза ООН), а другой рукой поощряет их развитие, выдавая карт-бланш на продвижение новых германских технологий, работающих в конечном счете на усиление экономической мощи Ирана, стремящегося войти в ядерный клуб. О чем могли говорить наедине два канцлера, вчерашний и сегодняшний, остается тайной. Но совершенно очевидно, что, строго говоря, и сам Шредер в его сегодняшней должности — продвиженец названных технологий, так что он — лицо определенно заинтересованное: и в том, чтобы угодить А. Меркель, с которой не имеет смысла ссориться, и в том, чтобы выполнить свою работу.
Глава внешнеполитического ведомства ФРГ Ф.-В. Штайнмайер тоже может быть лицом, которое определенным образом причастно к визиту Шредера. В таком случае уместен вопрос, отчего же он поручает столь трудный диалог с Махмудом Ахмадинежадом экс-канцлеру, а не возьмется за дело сам. Да потому и поручает, что — трудный. Слишком велика вероятность неприятных последствий. Тот самый кулак, о котором говорит Обама, может так и не разжаться, а в определенном случае если разжаться, то превратиться, как говорят в народе, в комбинацию из трех пальцев. А зачем Штайнмайеру такой результат, если он является кандидатом на пост канцлера, можно сказать, без пяти минут главой кабинета министров. К тому же, как подчеркивает немецкая печать, поездка не предвещала «никаких преимуществ Министерству иностранных дел».
Подставить же Шредера под удар очень даже можно: тому-то не терять политические дивиденды, коммерческих вполне довольно. Не исключено, что тут действовал известный принцип «ничего, после сочтемся». Но из положения надо выходить красиво. Оставаясь вне зоны видимости, Штайнмайер выпускает Йенса Плетнера, представителя МИДа ФРГ, который сообщает, что Г. Шредер отправится в Иран 19 февраля и пробудет там четыре дня, и что цель поездки — частная: «Открытие Неврологического центра, который создали его земляки — специалисты Ганновера». Почему МИД ФРГ сообщает об этом, тоже прекрасно мотивировано: в соответствии с принятыми правилами, высокопоставленные представители Германии согласовывают план подобного вояжа с Министерством иностранных дел. Никто из журналистов при этом не поинтересовался, все ли шефы германских компаний согласовывают программы своих командировок с внешнеполитическим ведомством или эти программы являются коммерческой тайной.
Итак, независимо от того, от чьего имени поехал Шредер налаживать контакты с несговорчивым Ираном — Барака Обамы, Ангелы Меркель, Франка-Вальтера Штайнмайера, от себя лично, — для поездки была придумана универсальная формулировка, которая названа «политический частный визит».
Политический — потому что намечена встреча с иранским руководством самого высокого ранга. Частный — потому что есть веский аргумент: приглашение от профессора Маджида Замии, иранца, который в Ганновере, родном городе Шредера, создал Неврологический центр, и теперь в ответ старый немецкий друг хочет помочь профессору учредить в Тегеране научно-исследовательский фонд, а в североиранском городе Решт заложить неврологическую клинику.
Просто не придерешься, как говорится. Удастся договориться с Ираном — прорыв в отношениях, осуществленный бывшим политическим тяжеловесом, не зря, выходит, надеялись. Не удастся — ну, что вы хотите, частное лицо, да, конечно, бывший канцлер, но нынче на дворе другие имена и реалии… Беспроигрышный расклад.
Важен факт. Встреча состоялась. Второй ее аспект — каковы результаты? Но чтобы говорить о результатах, надо точно сказать, о чем конкретно шла речь. Тут следовало напустить туману. Так и сделали — с обеих сторон была создана обстановка секретности. Напомним, официальные СМИ Тегерана вообще не проронили ни слова о приезде Шредера: «иранская печать рассматривала миссию бывшего канцлера как секретную», отметила Deutsche Welle. Немецкие СМИ указали, что беседа на высоком уровне проходила за закрытыми дверями, но скорее всего речь шла о том-то и о том-то.
Журнал SPIEGEL дал версию текста встречи под заголовком «Раздраженная речь». И, судя по реакции на эту публикацию, о чем будет сказано ниже, автор статьи Хенрик Бродер весьма близок к оригиналу. Он пишет, предваряя речь: «Герхард Шредер совершает поездку в Иран, в частном порядке, разумеется. При этом вроде бы между прочим свободно и вне политики, конечно, встречается с президентом и отрицателем Холокоста Махмудом Ахмадинежадом».
Далее Бродер, хорошо знающий приемы речи высоких немецких официальных лиц, рассказывает о деталях этой поездки. Дескать, спасибо за приглашение приехать в Иран и возможность поговорить (будто кто-то из президентского окружения посылал ему официальное приглашение). Сами понимаете, в бытность свою канцлером я бы приехать не смог, поскольку это означало бы проявить солидарность с режимом, против которого ополчился весь цивилизованный демократический мир и собственное население, которое Иран готов принести в жертву своим амбициям. А вот сегодня как лицо свободное, частное я могу говорить с вами открыто, не особо задумываясь о последствиях этого шага.
После такой преамбулы становится понятно, что Шредер приготовил немало сюрпризов иранскому президенту. Он говорит, что находится в стране древней культуры, чьими достижениями гордится и Восток и Запад, и чувствует себя учеником перед лицом магистра наук. Но, как бы продолжает Шредер, даже в стране с высокой и древней культурой и достижениями цивилизации способен впечатлить дрейф в варварство. «Кто лучше, чем мы, немцы, которые в свое время выбросили за борт ценности нашей культуры, знает опасность обуянного манией величия диктатора, который ведет в бездну, — как бы сокрушаясь, поминая нацистские времена и явно сравнивая иранского президента с Гитлером, говорит журналист за экс-канцлера. — Ни одна страна не застрахована от такого зла».
Новый рейх, которому готовили тысячелетнюю историю, просуществовал всего 12 лет, будто выдвигает свою версию недолговечности иранского режима высокий немецкий гость. Он упоминает о том, что присутствующие помнят: диктатура мулл начала создаваться 30 лет назад, по возвращении аятоллы Хомейни из парижского изгнания. Однако «около половины иранцев не испытали никаких перемен, для них понятия «права человека», «свободные выборы», «свобода убеждений» — не более чем иллюзии и непредсказуемые риски». Нам, дескать, хватило 12 лет, чтобы все понять и оценить, а вы, высококультурные, не разобрались и за 30. А тот, кто разобрался, эмигрировал в Европу и Северную Америку, причем счет таковым идет на миллионы. И хотя уезжая из Ирана, они оставили здесь главное свое имущество, но самое ценное — образование, знания и ноу-хау — они увезли с собой. «Вот почему иранская община процветает в США, Париже, Лондоне и Берлине, — как бы сокрушаясь по поводу сегодняшнего бедственного положения в Иране, говорит Г. Шредер. — Хотя граждане Ирана могли бы процветать, используя доходы от продажи нефти… Кроме того, трудно понять, что в стране, где под пластом земли в несколько метров залегает нефть, импортируется бензин. Это как если бы Марокко наладил импорт бананов из Германии».
Изображая искреннее удивление происходящим в Иране, Г. Шредер в воображаемой речи нажимает на самые любимые мозоли иранского президента. Он, в частности, упоминает правозащитницу Ширин Эбади, ставшую после присуждения ей Нобелевской премии мира персоной, о которой вообще запрещено упоминать и включенной в список смертников. «Имеется лишь единственная дисциплина, в которой ваша страна возглавляет статистику: она на втором месте после Китая по числу смертных казней».
Я, конечно, понимаю, что и европейская история полна жестокости, от крестовых походов через инквизиции к Холокосту. Пока мы размышляем о страшном прошлом, вы представляете жестокую практику. В стране преследуются приверженцы бахаистского учения, чье единственное преступление заключается в том, что они создали религию, которая отделилась от ислама. Вы в каждом последователе учения Бахаи видите потенциальных предателей. Но, продолжает Г. Шредер, не спешите воспринимать болезненно мои слова, ведь только между друзьями возможна критика. Мы хотим работать с вами ради нашей и вашей страны. Но такое сотрудничество определено не только экономическими соображениями.
Вот какой выход предлагает высокий оратор, обращаясь к иранской администрации, — общие убеждения, основанные на уважении личности и ее прав. То есть то, о чем иранский президент и слышать не может.
И при всем при этом ни слова о главном. О том, чтобы дать понять иранским партнерам существо новизны либо немецкой, либо американской, либо западной, либо собственной позиции по иранскому ядерному досье. Как это ни удивительно, судя по откликам немецкой прессы, эта тема — ради чего он и отправился в Тегеран — не прорабатывалась и не обсуждалась.
Гипотетическая речь Шредера не слишком согласуется с действительностью. Известно, что Г. Шредер, памятуя об амбициях Ахмадинежада, претендующего на роль лидера исламского мира, указал в частной беседе — в реальном режиме — на вероятную положительную роль Ирана в урегулировании ситуации в Афганистане, а также в борьбе с наркобизнесом на Ближнем Востоке, чем, думается, определенным образом утешил высокого собеседника. Если Иран хочет быть принят всерьез как региональная власть, он должен признать реалии и международные нормы, отметил экс-канцлер. Это была единственная критика Шредера, о которой упомянула печать. Но даже и ее хватило. Не удивительно, что агентство dpa, ссылаясь на информированный источник в Тегеране, пишет, что встреча прошла в довольно прохладной атмосфере.
Зато члены бундестага прокомментировали поездку достаточно бурно. «Было бы предпочтительней, если бы эта поездка в Иран не состоялась», заявил внешнеполитический представитель от СДПГ в бундестаге Герт Вайскирхен, мнение которого привела Die Welt. Гораздо разумнее была бы лишь встреча в Тегеране с экс-президентом Мохаммедом Хатами. Им есть о чем вспомнить, над чем посмеяться (что и в самом деле произошло). Кроме того, лично Хатами связывает с Германией гораздо большее, чем совместная политическая деятельность: он был высоким духовным лицом в гамбургской мечети. Интересную позицию занял Эккарт фон Кледен из ХДС, который критиковал визит Шредера по радио: встреча с иранским президентом была им оценена двояко — она, дескать, не полезна, но и сказать, что очень уж вредит, тоже нельзя. Как оценивать гнев руководства страны по поводу критики антиизраильских замечаний и отрицание Холокоста, фон Кледен не уточнял.
Однако наибольший интерес немецкие парламентарии проявили к комментариям единственного в бундестаге эксперта по Ирану — коллеги Шредера по социал-демократической партии доктора Рольфа Мютцениха. По его словам, Шредер поехал точно вовремя. «Мы должны были выяснить вопрос о том, насколько Иран готов к новой политике после избрания Барака Обамы президентом США. Об этом можно было узнать только на месте», — приводит его слова Die Welt, ссылаясь на Deutsche Presse-Agentur. Прежний канцлер пользуется доверием и уважением в регионе, потому что был в числе немногих политиков такого ранга, которые отвергли войну в Ираке. С такой же убежденностью Шредер выступал перед отрицателями Холокоста. Все, что он сказал, правильно, и это должно было быть сказано. «Это эффективней и, вероятно, мужественней, чем иные дешевые слова», подчеркнул Р. Мютцених. Немецкие эксперты усматривают в этом оценку опубликованной в журнале SPIEGEL гипотетической речи Г. Шредера.
Однако это издание опирается и на более серьезные доводы. В частности, 20.02.2009 SPIEGEL ONLINE опубликовал мини-исследование с характерным подзаголовком: «У Ирана больше обогащенного урана, чем думали». Со ссылкой на конфиденциальный доклад МАГАТЭ называется неизвестная до сих пор разница по сравнению с официально принятым количеством — 209 кг. Иран и его ядерная программа — политически деликатная проблема, а является ли уран достаточно обогащенным или слегка, годится ли для использования в военных целях, считается вопросом не только оборонного характера, подчеркивает издание. На это указывается в конфиденциальном докладе Генерального секретаря Мохаммеда эль-Барадеи, предназначенного для 35 государств — членов Совета управляющих МАГАТЭ. Однако цифры, иногда совершенно разные, а порой и противоположные, тем не менее не мешают получить ясное представление о том, что планирует Тегеран. Сейчас эксперты МАГАТЭ, знающие количество обогащенного урана и то, что Иран задействовал примерно 3800 центрифуг, должны определить, имеет ли страна вдоволь урана для достижения критической массы. Согласно докладу, Иран в настоящее время является обладателем 1010 кг слабо обогащенного урана. Анализируя эту информацию, эксперты информационного агентства Reuters утверждают, что от 1000 до 1700 килограммов достаточно для производства атомной бомбы, причем в течение считанных недель. Так что речь вовсе не идет о мирном использовании ядерной энергии, как утверждает Иран. Правда, по утверждению эль-Барадеи, Ирану в любом случае понадобится от двух до пяти лет. Однако МАГАТЭ было известно о 630 кг, а не о 839. Получается, в МАГАТЭ каким-то образом просмотрели 209 килограммов. При этом высокопоставленный чиновник ООН сообщил SPIEGEL ONLINE, что «МАГАТЭ не имеет никаких оснований полагать, что у Ирана есть тайные накопления урана. Ядерный материал не может покинуть объект без контрольного механизма МАГАТЭ». С другой стороны, поскольку власти Ирана не предоставляют доступа к определенным помещениям на ядерных объектах, не сотрудничают с международными экспертами и не считают нужным отвечать на их вопросы, не выполняют условия дополнительного протокола, принятого Советом Безопасности, это можно считать саботированием требований мирового сообщества. И потому, считает издание, нет никаких оснований серьезно относиться к заверениям официального Ирана.
Странно, что подобные факты, обнародованные как раз в период визита Г. Шредера в Тегеран, остались вне поля зрения высокого немецкого гостя: разоблачительные выступления в роли германского Чацкого как бы ни были зрелищны и убедительны, все же менее эффективны, чем ясно и четко изложенная позиция по атомному досье. Тем более что она является логическим продолжением темы Холокоста и увязывается в единую политическую концепцию Ирана по отношению к Израилю и «окончательному решению еврейского вопроса» в его тегеранской интерпретации.