Российский исследователь Николай Кожанов, посвятивший несколько статей исследованию энергетической политики Катара, полагает, что наиболее уязвимым местом углеводородной экономики Катара являются не политические риски (например, периодически возникающая напряженность в Персидском заливе), а сам факт зависимости этой страны от нефтегазового экспорта, что делает ее уязвимой перед периодическими производственными шоками, изменениями потребительского поведения, а также рыночными изменениями, наступление которых началось во второй половине 2010-х годов.
Он пишет: «Корни трансформации газового рынка, начавшейся в конце 2000-х годов и повлиявшей на региональные рынки к середине 2010-х годов, связаны с двумя факторами: воздействием американской сланцевой революции на мировой рынок углеводородов и началом глобального энергетического перехода на неуглеродные виды топлива. Благодаря сланцевой революции США не только стали крупнейшим производителем и экспортером углеводородов, но и стимулировали появление новых игроков. Кроме того, быстро развивающаяся американская индустрия СПГ, подпитываемая сланцевым газом, побудила даже обычных производителей, таких как Россия, увеличить свои мощности по производству СПГ. Это неизбежно вело к переизбытку предложения на рынке и обострению соперничества между ключевыми игроками».
Вторым фактором является то, что катарское руководство предпочитает заключение долгосрочных экспортных контрактов, а в них цена газа как правило привязана к ценам на нефть. В этих условиях колебания цен на нефтяном рынке оказались чувствительными для катарской экономики. Начиная с 2011 года, предложение нефти на мировом рынке систематически превышало темпы спроса на нее. Это привело к переизбытку предложения, что не могло не вызвать падение цен. Объективными фактороми этого процесса стали «сланцевая революция» и высокие темпы добычи сланцевых нефти и газа в США. Даже соглашения ОПЕК+ оказались неэффективными в борьбе против этого процесса. В результате предложение нефти на мировом рынке к началу 2020 года превышало спрос на 2 млн баррелей в сутки, что не могло не привести к глубокому спаду цен даже без учета эпидемии COVID-19. Одновременно США перестали быть рынком сбыта для углеводородов из аравийских монархий (Катар в 2004-2010 годах осуществлял небольшие поставки СПГ в США), став еще одним экспортером, конкурентным для традиционных поставщиков. Учитывая способность компаний, занимающихся сланцевой нефтью, быстро наращивать добычу при благоприятной конъюнктуре, цены на нефть не могут расти слишком высоко и слишком долго. Это делает повторение эпохи сверхвысоких доходов для аравийских монархий (да и для России также) невозможным.
Третьим фактором, неблагоприятным для экономики Катара стало появление на мировом газовом рынке новых крупных игроков. В 2010 году крупнейшими экспортерами СПГ в мире были Катар, Индонезия, Малайзия, Австралия и Нигерия. К 2019 году список ведущих поставщиков поменялся: Катар, Австралия, США, Россия и Малайзия. При этом экспортные возможности Катара и Австралии являются практически равными. В 2019-2021 годах эти государства боролись за статус первого газового экспортера. Теперь Катару приходится конкурировать не с развивающимися странами, как ранее, а со сверхдержавой США, что неизбежно несет для такого малого государства политические риски. Ведь Соединенные Штаты являются гарантом безопасности эмирата, на его территории расположены американские военные базы. Американские топливные компании, ставшие естественными конкурентами Qatar Petroleum, присутствуют на катарском рынке, вкладывают средства в энергетический сектор страны. Нельзя сбрасывать со счетов и Россию, учитывая усилившееся российское присутствие на Ближнем Востоке, в частности, в Сирии, а также постоянное политическое и дипломатическое взаимодействие между нашими государствами.
Еще одним фактором является возникновение рисков для устойчивых отношений Катара с традиционными потребителями газа. Активное развитие СПГ-индустрии сделало сжиженный газ доступным практически всем потребителям в мире. Это в свою очередь привело к сокращению ценовой разницы между европейским и азиатским рынками. В 2000-х годах существенно более высокие рынки в Азиатско-Тихоокеанском Регионе (АТР) побудили катарцев сосредоточиться на азиатских потребителях. Однако в 2015-2019 годах ценовые различия между Азией и Европой неумолимо сокращались. Сейчас движение потоков СПГ во многом определяется возникающими краткосрочными преимуществами на том или ином рынке. Рост числа поставщиков и имеющихся объемов газа в конечном итоге приводит к ослаблению взаимной привязки продавцов и покупателей. Формирующийся рынок спотовых контрактов ослабляет интерес потребителей к долгосрочным сделкам, вынуждая их избегать подписания новых контрактов на срок более 10 лет. Между тем, Катар привык оперировать именно с долгосрочными контрактами. Его доля на рынке спотовых контрактов составляет не более 5%.
Эпидемия COVID-19 и переизбыток предложения на мировом рынке вынудили страны-члены ССАГПЗ вести настоящую войну на нефтегазовом рынке. В течение первого полугодия 2020 г. Катар и Оман не смогли предложить конкурентоспособные цены на свои поставки СПГ на сокращающийся южнокорейский рынок. В результате объем их экспорта снизился на 24% и 10.5% соответственно по сравнению с аналогичным периодом 2019 года. В то же время Австралия, США, Индонезия, Малайзия и Россия сумели нарастить свои поставки в Южную Корею.
В этих условиях интересно рассмотреть ответы Катара на новые угрозы и ухудшающуюся мировую конъюнктуру. Основным ответом стала агрессивная политика производителя, направленная на увеличение добычи и экспорта газа. 24 мая 2020 года исполнительный директор Qatar Petroleum Мухаммед Саад аль-Кааби заявил, что его страна не только не намерена сокращать экспорт газа на рынок, чтобы поддержать высокий уровень цен на сжиженный газ, но и считает необходимым значительно увеличить производственные мощности, даже если это приведет к дальнейшему перенасыщению рынка. Саад аль-Кааби основывал свое утверждение на том, что Доха является самым рентабельным производителем газа в мире и поэтому может справиться с рыночными потрясениями. Он также добавил, что многим производителям придется свернуть производство из-за низких цен, но для Катара такой сценарий исключен. Катар готовился к этому сценарию уже давно. В 2017 году эмират снял мораторий на дальнейшее развитие газового месторождения «Северный купол», и с тех пор она постоянно пересматривает свои планы развития в сторону дальнейшего увеличения добычи. Первоначально планировалось увеличить мощность по сжижению с 77 млн до 100 млн тонн в год, однако к 2021 г. эта цифра была увеличена до 175.
Дело в том, что катарцы не могут применить на газовом рынке ту же стратегию, которую применяет Саудовская Аравия на мировом рынке нефти. КСА, пользуясь своей ролью лидирующего экспортера нефти и своим авторитетом в ОПЕК, в случае падений цен на «черное золото» инициировала снижение добычи нефти на мировом рынке, чтобы привести предложение в соответствие к спросу. Для Дохи такой вариант невозможен, так как единого мирового рынка газа не существует. Одновременно ФСЭГ в отличие от ОПЕК является не картельной организацией, решения которой обязательны для ее членов, а в лучшем случае «клубом по интересам».
Вторым ответом на риски и вызовы является создание гибких альянсов как с потребителями, так и с производителями природного газа. Остается открытым вопрос, куда эмират собирается продавать дополнительные объемы природного газа, которые предполагается нарастить до 2026 года. В этих условиях, катарцам, по-видимому, придется отойти от односторонней опоры на долгосрочные контракты и увеличить объем спотовых сделок. К 2021 году Катар уже продемонстрировал исключительную гибкость в географии поставок. Так, в первом полугодии 2020 года снижение закупок катарского природного газа в Азии привело к увеличению объемов СПГ, торгуемых Катаром в Европе. Зимой 2020–2021 годов рост спроса и цен на СПГ в Азии, наоборот, заставил Доху нарастить свои поставки на основной рынок сбыта. Чтобы быть готовым реагировать на изменения региональных ценовых тенденций и динамики потребления, перемещая свои поставки из одного региона в другой, Катар укрепляет один из важнейших инструментов своей газовой империи – газовый флот. Доха планирует получить, как минимум, 60 крупных современных газовозов, построенных на верфях Южной Кореи и Китая.
Однако главная ставка все же делается на расширение сети долгосрочных контактов, пусть и на менее выгодных условиях. Через активные политические контакты Катар продолжит убеждать и ведущие азиатские страны (такие как Япония, Южная Корея и Китай), и растущие экономики Азиатского региона в необходимости заключения долгосрочных контрактов на поставки СПГ из Катара, что уже привело к подписанию в 2021 году новых договоров с Бангладеш и Пакистаном. Активные контакты Дохи с ее торговыми партнерами в 2018–2021 годах показали, что азиатские страны остаются основным и приоритетным направлением экспорта газа.
В-третьих, катарцы проявили себя настоящими мастерами в создании коалиций и альянсов для хеджирования рисков. Примером могут служить отношения с американскими топливными компаниями, ставшими их конкурентами на газовом рынке. Доха пытается сосредоточиться на сотрудничестве с США через взаимное экономическое проникновение, следуя в ряде случаев логике стратегии примыкания малого государства. За прошедшие годы американский бизнес, в первую очередь представленный ExxonMobil, стал крупнейшим иностранным участником развития газовой отрасли Катара, и он, вероятно, сыграет ключевую роль в нынешнем расширении производственных мощностей Катара. ExxonMobil имеет долю в 10–30% в 12 из 14 катарских технологических линиях по производству сжиженного газа. Это также помогло Дохе выстроить цепочку поставок в Европу: в то время как Катар имеет собственный флот газовозов, ExxonMobil является крупнейшим совладельцем двух СПГ-терминалов в Италии и Великобритании, которые используются Катаром для поставок газа в Европу. Например, Адриатический регазификационный СПГ-терминал мощностью 8 миллиардов кубометров в год, принадлежащий Qatar Petroleum и ExxonMobil, был специально построен для приема катарского СПГ. По состоянию на середину 2020 года Qatar Petroleum и ExxonMobil реализовали ряд проектов по разведке и добыче углеводородов в Аргентине, Бразилии, Мозамбике и на Кипре. В феврале 2019 года между компаниями была достигнута окончательная договоренность о строительстве СПГ-терминала Golden Pass в Техасе (США), строительство которого началось в мае 2019 г. Это совместное предприятие Катара и ExxonMobil, в котором Qatar Petroleum владеет 70% акций. Завершение работ запланировано на 2024 год, после чего экспортная мощность терминала составит 16 млн тонн в год. Стоимость проекта оценивается в 10 млрд долларов США.
В то же время власти эмирата проявляют интерес и к нефтегазовым компаниям России. 7 декабря 2016 года главный исполнительный директор «Роснефти» И.И.Сечин доложил президенту России В.В.Путину о состоявшейся приватизации «Роснефти» – консорциум в составе компании Glencore и суверенного фонда Катара Qatar Investment Authority приобрел 19,5% акций российской нефтегазовой компании. Сделка стала абсолютной неожиданностью для рынка, ожидавшего, что «Роснефть» сама выкупит пакет. Тем не менее, компания активно стремилась избежать такого варианта, пытаясь привлечь реальных инвесторов, но на рынке в это мало верили, учитывая очень сжатые сроки.
Таким образом, в нынешних сложных условиях для поставщиков углеводородов катарцы демонстрируют завидную гибкость и способность к стратегическому планированию. Это позволяет им успешного конкурировать не только со старыми (Россия, Австралия, Малайзия), но и с новыми (США) экспортерами голубого топлива.