Введение

Идея связанности между Центральной и Южной Азией уже много лет артикулируется как в политической среде, так и в экспертном сообществе в странах данных регионов. Ее актуальность связана со стремлением центральноазиатских стран выйти из сухопутной замкнутости и получить доступ к южным портам в Индийском океане – с одной стороны, и с возрастанием интереса южноазиатских стран к получению доступа к странам Центральной Азии – с другой. Однако, на первый взгляд, столь убедительная постановка вопроса о связанности двух регионов резко контрастирует со слишком затяжным характером процесса его решения.

Почему же столь очевидный интерес с обеих сторон в создании транспортных коридоров, соединяющих Центральную и Южную Азию, до сих пор не привел к практическим действиям и реализации масштабных инфраструктурных, логистических и др. проектов? Сразу напрашивается ответ: потому что существует явные и скрытые препятствия для реализации таких проектов. Эти препятствия создаются в силу геополитических, исторических, секьюритологических и иных причин. Слишком много международных и региональных факторов и сил вовлечено в процессы, происходящие в этих регионах, особенно в Афганистане, что создается впечатление, что эти проекты, наверно, еще не скоро будут реализованы.

Концепция связанности

В июле 2021 года в Ташкенте прошла большая международная конференция высокого уровня: «Центральная и Южная Азия: региональная взаимосвязанность. Вызовы и возможности», на которой приняли участие представители более чем 40 стран. Она была посвящена перспективам развития транспортно-коммуникационной взаимосвязанности в Центральной и Южной Азии, включая проекты по расширению действующих и строительству новых транспортных коридоров; возрождению культурно-гуманитарных связей и укреплению дружбы и взаимного доверия; региональному сотрудничеству в борьбе с новыми угрозами и вызовами, а также в обеспечении безопасности трансграничной инфраструктуры.

Что такое связанность? Как представляется, сама концепция связанности недостаточно строго определена. Было бы слишком большим упрощением представлять его как механическое соединение не соединенных транспортных узлов; в политике и международных отношениях понимание динамики тех или иных процессов во многом зависит от понимания ряда аспектов контекста, в котором эти процессы разворачиваются. Очевидно, концепция связанности подразумевает определенную степень взаимозависимости, взаимной заинтересованности и взаимопонимания, а также сходства международных позиций по отношению к ключевым проблемам данного региона. Не будем забывать, что государства в международной системе преследуют свои национальные интересы. С этой точки зрения, искомую концепцию связанности можно рассматривать с точки зрения следующих трех подходов: пацифизм; меркантилизм; геополитика. Рассмотрим вкратце эти подходы

1.Пацифизм. Как это часто утверждается, реализация различных инфраструктурных, транспортных проектов, особенно в регионе Центральной и Южной Азии, будет способствовать созданию условий для мира и стабильности, уменьшению уровня угроз терроризма, экстремизма и т.д. Благодаря этим проектам местное население (Афганистана) получит больше рабочих мест и будет занято мирным трудом. Посредством инфраструктурных, транспортных, строительных, образовательных и иных проектов в Афганистане Узбекистан, например, может внести большой вклад в укрепление мира в этой стране. Эта мысль была артикулирована в вышеупомянутой конференции.

2.Меркантилизм. Реализация проектов связанности считается экономически выгодным бизнесом. Кроме того, концепция связанности Центральной и Южной Азии связана с интересом и стремлением Узбекистана получить доступ к южным морским портам через территорию Афганистана, к чему Узбекистан постоянно стремился еще с 1990-х годов с целью преодолеть сухопутную замкнутость в глубине континента.

3.Геополитика. В большинстве дискуссий относительно таких инициатив, как Один Пояс, Один Путь (ОПОП), Евро-Азиатский Экономический Союз (ЕАЭС), Связанность между Центральной и Южной Азией явно или неявно присутствует геополитический аспект. Это связано с тем, что многие представляют эти инициативы и проекты именно как геополитические, направленные на усиление великими державами своих международных позиций, расширение сферы влияния в соперничестве с другими державами.

Надо заметить, что несмотря на самостоятельное значение каждого из этих трех подходов, все они взаимосвязаны в афганском контексте. При этом, самое интересное, взгляд и позиции из Центральной Азии и взгляд и позиции из Южной Азии относительно этих трех подходов могут заметно различаться. Действительно, например, индо-пакистанский сегмент этой пока еще не состоявшейся связанности во многом будет зависеть от динамики конфликтных отношений этих двух государств.

Путаницу в представления и научные дискуссии в контексте связанности Центральной и Южной Азии добавили появившиеся недавно политические заявления и даже экспертные утверждения о том, что Афганистан – часть Центральной Азии. Это довольно противоречивое и не обоснованное утверждение, т.к. Афганистан всегда относился к региону Южной Азии даже по классификации ООН, и его концептуальное, так сказать, перебазирование в Центральную Азию не может не искажать существо изучаемого вопроса как с географической, так и с политической точек зрения и не может не создавать дополнительного разрыва в данном макрорегионе, поскольку это «перебазирование» будет не адекватно влиять на процесс миротворчества и реализацию проектов на территории Афганистана.

Геополитический разрыв в макрорегионе

Итак, геополитический разрыв в макрорегионе Центральной и Южной Азии следует рассматривать сквозь призму триады: пацифизм, меркантилизм, геополитика. Если применим эту триаду к конкретным заинтересованным странам, то заметим, что проблема разрыва – явление перманентное и сложно преодолимое. Поэтому процесс создания связанности во многом будет зависеть от того, насколько она будет синтетичной или органичной.

В вышеупомянутой международной конференции в Ташкенте приняли участие тогдашний президент Афганистана Ашраф Гани, премьер-министр Пакистана Имран Хан, министры иностранных дел Китая, России, Индии, Саудовской Аравии, государств Центральной Азии и другие. Среди участников конференции были и представители различных международных и региональных структур, финансовых институтов и компаний, научно-исследовательских и аналитических центров. Несмотря на пацифистский настрой участников и очевидность меркантилистских интересов, все же геополитический разрыв вновь проявился в ходе дискуссий и, разумеется, не добавил оптимизма относительно перспектив связанности.

Интересы России. Политика России в южноазиатском регионе, особенно в Афганистане, была преимущественно детерминирована ее соперничеством с США. Геополитика здесь доминирует над пацифизмом и возможно над меркантилизмом. Контакты Москвы с «Талибаном» тоже имели преимущественно геополитический смысл. В отношении вопроса связанности Центральной и Южной Азии, позиция России представляет амбивалентной, в частности, в силу того обстоятельства, что этот вопрос не вполне гармонирует с другой концепцией связанности, а именно: связанности Центральной Азии и Евразии.

Интересы Китая. Политика Китая в этом регионе также учитывает геополитику, но, по всей видимости, у него доминирует меркантилизм своей мега-инициативы «Один Пояс, Один Путь». Китай, как и Россия, считает не желательным военное присутствие США в Афганистане, однако, в отличие от России, не артикулирует этот вопрос остро и официально. Контакты Пекина с «Талибаном» с самого начала были не напряженными и «дружественными». Меркантилизм «Пояса и пути» обусловливает еще большую консолидацию Пекина и Исламабада, особенно в контексте конфликтогенности индо-пакистанских и индо-китайских отношений.

Интересы Узбекистана. Связанность для Узбекистана более обусловлена пацифизмом и меркантилизмом и меньше связана с геополитическими соображениями. Узбекистан не собирается соперничать с другими державами на геополитическом поле или устанавливать свою сферу влияния в ущерб другим странам. Устойчивый мир в Афганистане и возможность развивать торговые, культурные, туристические связи со странами Южной Азии с кратчайшим выходом к портам Индийского океана составляют главный приоритет Ташкента.

Тем временем, на полях конференции в Ташкенте в июле 2021 года представители США, Узбекистана, Афганистана и Пакистана договорились учредить новую четырехстороннюю дипломатическую платформу, направленную на расширение региональной взаимосвязанности, а также для поддержки афганского мирного процесса и постконфликтного урегулирования[1]. Данная платформа выглядит пока не вполне дееспособной именно в плане региональной связанности, поскольку выглядит как некая внутренняя (или микро) связанность в структуре межрегиональной (или макро) связанности. Такая платформа выглядит не совершенной или даже неполноценной без включения в нее Индии. Поэтому она может повторить судьбу других форматов – «6+2» или «6+3» — инициированных в свое время Ташкентом, в которых не участвовала Индия.

Стоит заметить, что в 2020 году суммарный товарооборот государств Центральной Азии со странами Южной Азии составил 4,4 млрд долл., или 3,2% от их общего внешнеторгового оборота (142,6 млрд долл.). Наибольшие доли занимают Казахстан (52,8%), Узбекистан (31,2%) и Туркменистан (10,4%). Основными торговыми партнерами центральноазиатских стран среди стран Южной Азии являются Афганистан, Индия и Пакистан.

Общий объем внешней торговли Узбекистана со странами Южной Азии в 2020 г. составил 1,38 млрд долл., или 3,8% от общего объема внешней торговли. Наибольший ее объем приходится на Афганистан – 56,2%, Индию – 32% и Пакистан – 8,9%. Индия занимает второе место по объемам товарооборота Узбекистана со странами Южной Азии. Практически для всех стран Центральной Азии Индия находится на втором месте после Афганистана в их торговле со странами Южной Азии. Т.е. несмотря на сухопутную изолированность Индии от Центральной Азии, объективный взаимный интерес в развитии сотрудничества и торговли между ними огромный [2].

Интересы Афганистана. «Талибан», который захватил власть при довольно загадочных обстоятельствах в августе 2021 года, фактически превратил эту страну в failed state. На конференции в Ташкенте принимал участие ныне уже свергнутый президент Ашраф Гани, но уже через месяц ситуация в Афганистане кардинально обострилась, практически обнулив международные и региональные усилия по установлению мира в этой стране. Следовательно, в данном случае мы не можем говорить об интересах Афганистана как страны, как государства, а только об интересах «Талибана».

Афганистан, фактически, представляет собой точку разрыва между двумя регионами, о которых здесь идет речь. Причем, это не только просто точка разрыва, в силу выше указанной причины; здесь наблюдается связанность другого рода: Афганистан стремительно превращается в притягательную территорию для террористических группировок и боевиков из других регионов мира, особенно из Ближнего Востока (в частности, из Сирии). И это происходит при странных обстоятельствах, указывающих на закулисные сговоры различных сил. Как считают эксперты, есть «все основания полагать, что талибы получили власть над страной в рамках предварительных договорённостей между частью афганского правительства и военного командования с одной стороны, и движения «Талибан», с другой.

В более широком смысле, речь идет о ряде договорённостей между США и Пакистаном, которые создали возможность для легитимизации движения «Талибан» и последующего прихода его к власти в рамках так называемого «мирного процесса»[3].

В более широкой перспективе Афганистан является не только звеном, связывающим Центральную и Южную Азию, но и звеном в трансконтинентальной связанности Центральная Азия-Южная Азия-Ближний Восток. Следовательно, в этой стране просто не могли не пересекаться интересы не только региональных государств, но и мировых держав.

Таким образом, эта страна оказалась двойным заложником глобальной геополитики великих держав – с одной стороны, и противоборства Индии и Пакистана – с другой. Поэтому говорить о ее самостоятельной политике в процессе установления связанности Центральной и Южной Азии не приходится. С этой точки зрения, судьба failed state, по всей вероятности будет означать жизненно важную необходимость для Афганистана внешней помощи со стороны мирового сообщества, прежде всего великих и региональных держав. В свое время, когда «Талибан» в первый раз пришел к власти в 1996 году, его правительство было признано лишь тремя государствами – Королевством Саудовской Аравии, Объединенными Арабскими Эмиратами и Пакистаном. Тогда началась гражданская война между Талибан и Северным Альянсом и после ввода войск США в 2001 году в Афганистан правительство Талибан было свергнуто. Как будет на этот раз: будет ли вообще правительство «Талибан» признано международным сообществом и вообще будет ли оно вообще дееспособным – это открытый вопрос.

Интересы Пакистана. Эксперты обращают внимание на очень хрупкую и подчас безнадежную ситуацию, сложившуюся в Пакистане из-за деятельности террористических групп, прежде всего «Техрики Талибани Пакистан» (TTP). Исламабад оказался слаб против «Талибана», несмотря на готовность вести переговоры с TTP. Более того, TTP преуспел в том, чтобы расколоть политическую элиту и общество Пакистана, соперничая с пакистанским государством на разных уровнях, прежде всего на психологическом, и насаждая свою исламистскую повестку среди определенных групп населения. Таким образом, происходит широкая талибанизация Пакистана[4].

Пакистан не отказался от своей концепции «стратегического углубления» в Афганистан как формы и способа противоборства с Индией. С учетом хрупкости стабильности в Пакистане и связанности другого типа – терроризма в Афганистане и Пакистане – трудно представить последовательную и эффективную пацифистскую линию Исламабада в Афганистане.

Интересы Индии. В январе 2022 года мы стали свидетелями появления индийского варианта известного формата «C5+1». По инициативе премьер-министра Индии Нарендры Моди, состоялась первая онлайн встреча пяти президентов Центральной Азии и премьер-министра Индии. Как известно, такие форматы имеются у США, России, Японии, Южной Кореи, Китая. В июне 2012 г. индийское руководство заявило о начале реализации нового политического проекта, направленного на усиление позиций Индии в Центральной Азии и получившего название «Связь с Центральной Азией» (Connect Central Asia). Разработка этой стратегии далась Индии не легко, поскольку Индия не граничит с Центральной Азией и уступает в этом Китаю.

Поэтому политика Индии в Центральной Азии с середины 1990-х фокусировалась на ситуации в Афганистане. Индия рассматривает Центральную Азию, как регион проникающего из Афганистана и Пакистана терроризма, тогда как Китай захлестывает регион волной своего экономического роста.

Думается, не случайно, что индийский вариант «С5+1» был инициирован некоторое время спустя после официальной артикуляции идеи связанности Центральной и Южной Азии в июле 2021 года. Тем более, что одним из центральных вопросов, обсуждаемых в контексте этой связанности, является вопрос строительства железной дороги Мазари-Шариф-Кабул-Пешавар-Карачи-порт Гвадар с выходом к Индии. Существовавшие до этого известные проекты ТАПИ и CASA-1000 также предусматривают их соединение с Индией.

В политике Нью-Дели в регионе определяется всей триадой: пацифизм, меркантилизм, геополитика. При этом индийская геополитика, в отличие от российской и китайской, не  антиамериканская, а антипакистанская и антикитайская. Фактически, «стратегическому углублению» Пакистана в Афганистане Индия противопоставляет «стратегическое углубление» в Центральной Азии. Таким образом, роль и профиль Индии в Центральной Азии в контексте связанности, очевидно, будут возрастать.

Заключение

Как видно из выше приведенного анализа, меркантильные интересы могут вступать в противоречие с геополитикой, что в итоге нивелирует пацифистские усилия. Таким образом, связанность между Центральной и Южной Азией трудно достижима без преодоления геополитического разрыва между ними. Как перспектива связанности, так и проблема разрыва, в значительной степени зависят от трех факторов: пацифизм, меркантилизм и геополитика.

При этом, государства, вовлеченные в континентальные и межрегиональные проекты связанности, не всегда одинаково видят перспективы и выгоды от этих проектов, исходя из своих национальных интересов. Более того, как представляется, связанность в крупных масштабах, возможно, должна собираться из более мелких кусков связанности: например, связанность внутри региона Центральной Азии; внутристрановая связанность самого Афганистана; связанность внутри Южной Азии. В противном случае, идея крупномасштабной межрегиональной связанности будет оставаться абстрактной и не реалистичной. Тем временем, существуют и ожидания того, что государственная модель Афганистана будет представлять из себя что-то среднее между иранской моделью и структурой  «Исламскогогосударства» (ИГ, запрещенов России)[5].

Стоит упомянуть, в этой связи, о небольшой перепалке, которая произошла в ходе вышеупомянутой ташкентской конференции между Ашрафом Гани и Имран Ханом. В ходе переговоров Ашраф Гани упомянул о негативной роли Пакистана в росте напряженности в Афганистане. На эту критику премьер-министр Пакистана ответил, сказав, что Пакистан сам много пострадал от талибов и что его страна заинтересована в мире в Афганистане, т.к. это напрямую влияет на безопасность самого Пакистана[6]. Это еще раз подтверждает основные выводы данного анализа.

1. Ташкентский перекресток сотрудничества – между Центральной и Южной Азией,

https://www.cer.uz/uz/post/publication/taskentskij-perekrestok-sotrudnicestva-mezdu-centralnoj-i-uznoj-aziej

2. Ташкентский перекресток сотрудничества – между Центральной и Южной Азией, https://www.cer.uz/uz/post/publication/taskentskij-perekrestok-sotrudnicestva-mezdu-centralnoj-i-uznoj-aziej
3. Yaqoob-ul-Hassan, Talks with Taliban: war by other means,

https://www.idsa.in/idsacomments/TalkswithTaliban_yuhassain_030314 March 3, 2014.

4. А. Патнаик. «Сравнительный анализ политики Индии и Китая в Центральной Азии», Аналитические заметки о политике безопасности в Центральной Азии, Академия ОБСЕ в Бикеке, №2, 2011, https://osce-academy.net/upload/file/patnaik_version_to_upload_ru_.pdf
5. П. Муллоджанов. «Бросок «Талибана» к власти: основные причины и факторы успеха», https://cabar.asia/ru/brosok-taliban-k-vlasti-osnovnye-prichiny-i-faktory-uspeha?fbclid=IwAR0PksgE5UTWsYqElzydhxbUvwOyQTRJ4vxT7wsxhE-KHeJ8dCADROW24Gs , 08.2021.
6. Пакистан отверг свою вину в происходящем в Афганистане, https://rossaprimavera.ru/news/72b607d107.2021.