Череда арабских саммитов – официальных, полуофициальных и неофициальных – до войны в Газе 2008-2009 гг., во время военных действий и после их окончания выявили одну весьма важную и одновременно болезненную для арабов проблему – отсутствие подлинно арабского лидера, которому бы доверяли большинство арабских руководителей и широкие народные массы. Лидера, который бы хотя бы пытался на равных говорить с США и Израилем, отстаивая интересы не только своей страны, но и всей арабской нации. Лидера, который бы мог предпринять решительный шаг, возможно ценой своей жизни, чтобы направить регион по пути прогресса и процветания. Лидера, на которого могли бы опереться друзья арабов, искренне заинтересованные в их благополучии. Ибо по настоящему опереться можно лишь на того, кто способен к сопротивлению. Прошли времена Гамаля Абдель Насера, Анвара Садата, Хафеза Асада, королей Фейсала и Хусейна, Саддама Хусейна, Кемаля Ататюрка и имама Хомейни. Но сегодня в Турции и Иране к власти пришли их достойные наследники. Они по разному видят пути развития своих стран и Ближнего Востока в целом. Но их объединяет одно. Стремление удержать власть в своих руках является для них не столько целью, сколько средством обеспечения прогресса их наций и народов. Умело, сочетая светские начала различных образцов демократии и традиционные исламские ценности они на практике ведут себя как жесткие прагматики, способные при необходимости противостоять сильным мира сего, когда дело касается национальных интересов их стран. И на этом пути они добились немалых успехов в государственном развитии, росте авторитета своих государств в мире и ближневосточном регионе, заметно распространив свое влияние за пределы собственных стран. Справедливости ради нужно отметить немалые усилия лидеров Сирии, Катара, ряда других арабских стран, которые они неустанно прилагают, чтобы попытаться объединить арабские ряды, если не на формализованном уровне, то хотя бы в общности подходов к решению наиболее острых проблем региона. Однако в силу целого ряда факторов, главными из которых являются география и демография их стран, их усилия носят весьма ограниченный и недолговечный характер. Что же касается естественных лидеров среди арабских стран (хотя бы в силу их географии и демографии), то, как показали последние события в Египте, связанные с так называемым «делом Хизбаллы» (во многом надуманным), нынешнее руководство этой крупнейшей арабской страны, которая когда-то была локомотивом Арабского мира и могла бы стать им сегодня, думает не столько об объединении арабских усилий перед лицом общих угроз, а исключительно о собственном благополучии и сведении счетов.
Причины подобных явлений достаточно разнообразны и уходят своими корнями в глубь арабской истории. Однако одним из наиболее важных вопросов социально-политического развития арабских стран, который приходится сегодня решать большинству арабских лидеров является проблема трансформации традиционного механизма передачи власти без нарушения внутриполитической стабильности в условиях набирающих темп процессов смены правящих элит и политических изменений модернизационного характера на Арабском Востоке.
Арабские лидеры, как правило, значительно старше руководителей других стран мира. Многие из них находятся на своих постах десятилетиями. Это и президенты Египта Х. Мубарак, Йемена А. Салех, саудовский монарх Абдалла, президент Алжира А. Бутефлика (недавно переизбравшийся на третий срок правления), лидер Ливийской Джамахирии М. Каддафи. Это же касается и многих руководителей ключевых министерств и ведомств арабских стран.
Начиная с середины 1990-х годов, в регионе ускорились процессы смены правящих элит и прихода к власти молодого поколения арабских лидеров. Однако механизм смены власти в Арабском мире остается во многом традиционным и плохо соответствует задачам нового времени. Данное обстоятельство не только чревато возможностью подрыва сложившегося баланса военно-гражданских отношений в арабских странах, но и тормозит процессы демократических преобразований в них.
* * *
Исторически власть в Арабском мире зиждилась на праве одной семьи или группы влиятельных лиц, объединившихся вокруг сильной личности. Достаточно сказать, что в Египте до антимонархической революции 1952 г. правили выходцы из династии командира албанского отряда мамлюкского войска Мухаммеда Али, пришедшего к власти в стране в 1805-1806 гг. Это предопределило и своеобразный механизм передачи власти в арабских странах – либо по наследству, либо путем переворотов; часто при главенствующей роли военных.
C 1952 по 1986 г.г. в арабских странах произошло около 30 военных переворотов. Приблизительно в этот же период (1951 -1991 гг.) жертвами борьбы за преемственность власти пало 14 арабских лидеров, начиная с Абдаллы Бен Хусейна в Иордании, и кончая Мухаммедом Будияфом в Алжире.
Переход от соперничества к сотрудничеству между армией и властью в 1970-1980-х гг. ознаменовал длительный период стабильности военно-гражданских отношений на Арабском Востоке. Однако отсутствие подлинно демократических преобразований привело к тому, что авторитарная практика в руководстве сохранилась в неизменном виде на долгие годы. Более того, роль парламентских институтов свелась к чисто представительской функции и конституционному оформлению процесса перехода власти, а политические партии, в отсутствии конкурентной борьбы, фактически превратились в партию одного человека и не могли оказывать реального влияния на процессы смены власти. В результате такого положения, сохранявшегося в течение длительного времени, в Арабском мире сложилась парадоксальная ситуация, когда процесс развития арабских стран как бы пошел вспять, и страны с республиканским строем правления стали в ряде случаев приобретать черты монархического устройства власти. Консервации данного процесса способствовало и сохраняющееся длительное время арабо-израильское противостояние, которое нередко выливалось в острые военные конфликты, что служило дополнительной мотивировкой позиции консервативных арабских элит, противившихся сколько-нибудь значимым переменам в обществе. В течение последних трех десятилетий сложившаяся система действовала вполне адекватно, по крайней мере, с точки зрения власть предержащих. При этом, несмотря на определенное недовольство арабского населения своим положением и действиями властей, в указанный период на Арабском Востоке не отмечалось сколько-нибудь массовых народных движений, ставящих целью свержение существующего строя в отличие от времен начала и середины прошлого столетия. Зарубежная оппозиция была плохо организована и предпочитала заниматься в основном литературным творчеством, внутренними «разборками» и налаживанием собственного бизнеса, а антиправительственные выступления радикальных исламистов довольно успешно и жестко подавлялись властью и, по-видимому, не имели серьезной базы поддержки в широких слоях арабского населения. Характерно, что такое положение устраивало и многие мировые державы, в том числе и США, которые стремились сохранить «status quo», исходя из своих стратегических, прежде всего, экономических интересов.
На рубеже столетий положение стало меняться. Развитие процессов глобализации, рост информационных и телекоммуникационных технологий, обострение демографических проблем, истощение водных ресурсов и нарастание трудностей социально-экономического характера на фоне массового распространения идей исламского радикализма все больше входили в противоречие с существующей практикой государственного управления. Активизировалась и деятельность зарубежной оппозиции, не без помощи соответствующих политических структур Запада. Глобальная борьба с терроризмом, под предлогом которой США вторглись сначала в Афганистан, а затем и в Ирак, коренным образом изменили политическую ситуацию и баланс сил в регионе и заставили многие мировые державы по-новому взглянуть на свои отношения с арабскими странами и их руководителями.
Арабские лидеры оказались сегодня в весьма непростом положении. С одной стороны, они понимают объективную необходимость осуществления демократических преобразований. С другой, несмотря на то, что к власти в арабских странах сегодня постепенно приходит новое поколение арабских лидеров (Марокко, Иордания, Катар, Бахрейн, Сирия, ОАЭ) контроль над крупными финансовыми потоками и принятием основных политических решений по-прежнему в значительной мере осуществляется старыми правящими элитами. В такой ситуации форсированные шаги, к тому же продиктованные извне, по отстранению старых правящих элит от власти только усиливают их сопротивление реформам, дестабилизируют обстановку и создают в стране политический вакуум, в условиях которого высока вероятность прихода к власти представителей политических движений ислама.
Тем более, сегодня в Арабском мире, по крайней мере, в тех странах, чье геостратегическое положение заставляет остальных присушиваться к голосу ее руководителя, нет харизматического внутрисистемного (в рамках действующей системы власти и сложившейся политической организации общества – А.В.) лидера регионального масштаба. Лидера, который имел бы возможность предложить эндогенный общеарабский проект развития светского модернизационного содержания с учетом интересов арабо-исламского большинства, прав и желаний национально-религиозных меньшинств и сплотить вокруг него представителей региональных элит и широких слоев населения арабских стран. Арабские руководители из числа политических долгожителей находятся в достаточно преклонном возрасте (либо приближаются к нему) и уже пережили пик своей политической карьеры. В сегодняшней непростой обстановке на Ближнем Востоке им больше приходится думать о том как и кому передать власть в собственной стране. С одной стороны, они обеспокоены тем, как обеспечить преемственность проводимого ими курса, чтобы гарантировать сохранность собственных интересов и стоящей за ними властной группировки после ухода с руководящего поста. С другой, они вынуждены заботиться о том, чтобы процесс передачи власти осуществился не конфронтационным и по возможности «демократическим» путем, а легитимность его результатов не подвергалась бы сомнению большинством населения и не вызывала бы желания пересмотра. Именно через эту призму они склонны рассматривать общеарабские интересы. Пришедшие к власти во второй половине 1990-х, начале 2000-х гг. молодые арабские лидеры сталкиваются с не меньшими трудностями. Практически все они оказались у власти не в итоге борьбы за нее, а получили ее «по наследству» от своих отцов. Произошло это в результате компромисса интересов различных элитных групп, достигнутого во многом не столько за счет добровольного согласия этих групп и демократического выбора народа, сколько путем целой серии хитроумных политических комбинаций и силовых ходов по нейтрализации возможных соперников и конкурентов. Поэтому они даже после своего прихода власти в течение достаточно длительного времени, запас которого объективно ограничен высокими демографическими показателями региона, оказываются лишены реальных властных полномочий и вынуждены, прежде всего, думать о создании собственной властной команды, одновременно балансируя между различными «центрами силы» и периодически доказывая легитимность своей власти и способность к руководству государством, как внутри собственной страны, так и за ее пределами. Уход из жизни в последние десятилетия многих знаковых фигур на Ближнем Востоке обострил одну из основных проблем современной арабо-исламской государственности, когда переход власти и смена элит превращались в перелом общества. Сегодня немало крупных стран региона стоит на пороге передачи власти от одного правителя другому, от
старого порядка к новым возможностям. Однако в нынешних политических условиях Ближнего Востока эти изменения могут иметь весьма негативные последствия. В настоящее время многие арабские государства представляют собой раздробленные страны различных кланов и властных команд: партийно-бюрократических, силовых, олигархических, региональных, этно-конфессиональных, племенных. Их население склонно олицетворять свою безопасность и благополучие не столько с институтами государства, сколько с родством или принадлежностью к одному из таких кланов или команд. До сих пор основные административные рычаги и финансово-экономическая мощь сосредоточены в руках традиционных правящих элит с омолодившейся властной верхушкой в ряде арабских стран. Поэтому акцент как традиционных, так и молодых лидеров арабских стран, за редким исключением, на «ручном» управлении и преждевременности выступлений с общеарабскими политическими проектами представляются отнюдь не случайными и обусловлен в первую очередь решением проблемы сохранения стабильности внутри своих стран.
Однако изменение силового баланса на Ближнем Востоке может отразиться на судьбах многих региональных лидеров. Рассчитывающие на поддержку тех, кто был приближен к их окружению, в новых условиях они вместе со своими командами могут столкнуться с жесткими предложениями капитуляции и сдачи власти. Приход к власти новых внесистемных лидеров вне зависимости от их политических и идеологических взглядов и установок неизбежно приведет к смене управленческой команды, которая захочет не только править, но и иметь. И передел собственности не заставит себя ждать. Если подобные процессы действительно начнут происходить в Арабском мире, то регион не только потеряет догоняющие темпы развития, но и может вовсе скатиться на прежние позиции зависимой и слаборазвитой периферии мировой цивилизации.
* * *
В большинстве случаев передача власти в арабских странах на рубеже XX –XXI вв. происходила мирным путем, по крайней мере, на ранней стадии. В Иордании Абдалла II наследовал власть от своего отца и принял руководство монархией. После восшествия на престол он стремился проводить политику, сходную по основным внутренним и внешним параметрам с прежним курсом короля Хусейна. В то же время, геостратегическое положение Иордании, предопределившее ее роль в качестве «буферного» государства, скудость полезных ископаемых и высокая степень безработицы, обострившиеся в связи с иракской войной и палестинской проблемой вопросы внутренней безопасности могут оказать негативное влияние на военно-политический баланс сил в королевстве.
В Сирии перспектива обострения военно-гражданских отношений выглядит сегодня также вполне реальной. До недавнего времени позиции Б. Асада казались достаточно прочными. Любые изменения в рамках действующей конституции определялись, прежде всего, желанием самого президента. Власть контролировала все властные инструменты прежнего режима и могла использовать их по своему усмотрению. Одновременно Б. Асад поставил репрессивный аппарат под более жесткий контроль политической власти, а самим репрессиям власти старался придать форму законности. Вероятные политические соперники не имели легальных возможностей создать серьезную оппозицию с широкой социальной базой поддержки. С момента прихода к власти Б. Асад предпринял ряд мер по либерализации сирийской экономики и демократизации общественной жизни в стране. Опираясь на достижения прежней политики экономической либерализации, которая обеспечила верхушке среднего класса в целом безбедное существование, Б. Асад проводил более жесткую фискальную политику, способствовавшую улучшению жизни большинства государственных служащих. За последние годы Б. Асад существенно омолодил сирийскую военно-политическую элиту, постарался привить ей новую политическую культуру и тем самым существенно расширил базу собственной поддержки внутри основных механизмов власти – партии, госаппарате, силовых структурах. Начав в июле 2004 г. реформу в армии и спецслужбах Б. Асад отправил в отставку менее чем за год 440 высокопоставленных офицеров армии и спецслужб. Он также смог наполнить реальным содержанием работу «второстепенных» при Х. Асаде структур, таких как парламент, НПФ, общественных организаций, профессиональных и студенческих союзов, что являлось залогом углубления демократических преобразований.
Взятый на вооружение Б. Асадом курс «преемственность ради реформ» имел под собой глубокое политическое обоснование. Сохраняя в целом неизменными рамки прежней системы, Б. Асад тем самым получил возможность осуществлять поэтапную программу реформ без видимой угрозы нарушения баланса сил в правящей элите и социальных потрясений в обществе. К тому же прежние структуры власти по-прежнему пользовались поддержкой среди немалой части населения Сирии. Такая политика была во многом созвучна чаяниям сирийских граждан, которым не хотелось ни возврата к эпохе военных переворотов 1950-1960 – х. гг., ни повторения кровавых событий конца 1970-х — начала 1980-х г.г., связанных с мятежом «Братьев — мусульман», ни хаоса, наподобие соседнего Ирака. В тоже время в традиционных правящих элитах САР Б. Асада были склонны рассматривать больше как преемника Х. Асада, управляющего доставшимся ему в наследство сильным авторитарным государством. Во многом прочность позиций Б. Асада была обеспечена политикой его отца по упрочению политического контроля на всех уровнях власти. За три десятилетия своего правления Х. Асад создал эффективный механизм контроля над армией и службами безопасности и практически исключил возможность фракционной борьбы за власть в армии и спецслужбах. Успеху политики Б. Асада во многом способствовало то, что в первые годы своего правления сирийский президент не сталкивался с тяжелыми политическими и региональными кризисами. Сегодня ситуация на Ближнем Востоке и в мире в целом изменилась кардинальным образом. Новое политическое руководство САР во главе с Б. Асадом столкнулось с комплексом неблагоприятных проблем. Это и потенциально опасная обстановка, складывающаяся вокруг Сирии, и очень непростое социально-экономическое положение в стране, и необходимость осуществления более радикальных реформ, ожидание которых в сирийском обществе может достаточно быстро пропасть, если не будет подпитываться конкретными делами. Внутрирежимные противоречия могут вылиться в борьбу за власть, в случае если согласованное мнение относительно президентства Б. Асада начнет размываться. В этих условиях руководство армии и спецслужб может решить, что Б. Асад не способен вывести Сирию из-под удара.
Критическими странами являются также Египет и Саудовская Аравия, которым уже в обозримой перспективе может предстоять смена руководства. Во этих странах престарелые руководители занимают руководящие посты, а их сыновья и родственники выступают в качестве возможных преемников. Их способности консолидировать власть представляются пока весьма неопределенными. В случае начала внутриэлитной борьбы за власть в нее может оказаться вовлеченной армия и спецслужбы, что создаст угрозу раскола в вооруженных силах этих государств.
Процесс эволюции политической системы Египта был чрезвычайно затруднен и происходил медленными темпами в закрытом порядке. Проблема трансформации сложившегося механизма власти осложнялась тем обстоятельством, что за годы относительной стабильности режима, в качестве единственно эффективной альтернативной политической силы Египта остались только исламисты, прежде всего в лице организации «Братьев-мусульман». Если часть членов организации стояла на позициях «умеренного» ислама, отвергала насилие как средство политической борьбы, поддерживала демократические реформы, выступала за сотрудничество с властью, и имела своих представителей в парламенте, свои банки, печатные издания, то немалое число «братьев» были настроены весьма воинственно и враждебно по отношению к режиму. Поэтому в последнее время власти Египта предпринимали активные попытки, чтобы привлечь на свою сторону часть «умеренных» исламистов и канализировать их устремления в легальную политическую структуру. Недаром в программе правящей Национально-демократической партии много места отводилось исламу. Предвыборная программа Х. Мубарака содержала обширные планы по развитию социальных программ, призванных существенно улучшить положение простых египтян. Таким образом, египетские власти рассчитывали выбить политические козыри исламистов, спекулирующих на настроениях неимущих слоев населения. Накануне парламентских выборов Х. Мубарак негласно распорядился не препятствовать представителям умеренного крыла «Братьев-мусульман». В то же время власти достаточно ясно дали понять «братьям», что готовы допустить их кандидатов к участию в выборах не как представителей самостоятельной партии, а в составе списков легальных общественно-политических организаций. Результаты ноябрьских 2005 г. парламентских выборов в Египте показали, что страна стоит на пороге больших перемен. Несмотря на усилия власти, «Братья-мусульмане» одержали большую победу и превратились во второй по численности политический блок.
В этих условиях в Египте остро встал вопрос о выработке современного механизма смены власти и ее преемственности. В Египте, например, часто говорят о том, что Х. Мубарак намерен выдвинуть своего сына Гамаля — успешного бизнесмена в качестве возможного наследника. Хотя в апреле 2001 г. президент открыто опроверг эти слухи, в 2004 г. Гамаль был избран руководителем политического отдела правящей партии, а во время президентских выборов 2005 г. возглавлял избирательный штаб своего отца.
Наряду с сыном Мубарака в качестве возможных претендентов на президентский пост рассматривали также некоторых высших военачальников и руководителей спецслужб. В послереволюционный период египетские вооруженные силы превратились в становой хребет режима. Поэтому выбор вероятного преемника из военной среды выглядит оправданным с точки зрения политической логики и существующей практики. Тем более что в Египте имелся опыт перехода власти от Насера Садату в 1970 г. и от Садата Мубараку в 1981 г. Однако эти события носили скорее драматический характер и были связаны, прежде всего, со смертью президента. В этой связи обращает на себя внимание тот факт, что на протяжении последних 20 лет пост вице-президента АРЕ оставался вакантным. С учетом того, что должность вице-президента рассматривается как последняя ступенька к президентству, назначение на этот пост стало бы знаковым явлением в политической жизни Египта. Судя по всему, Х. Мубарак хорошо осознает всю сложность данной проблемы и уже начал готовить решение вопроса о преемственности власти в стране. В 2006 г. президент произвел ряд кадровых перестановок в высшем командном составе армии. Вместо дивизионного генерала Хамида Вахбе новым начальником Генерального штаба ВС АРЕ назначен дивизионный генерал Сами Анан. В окружении президента считают, что произведенные замены носят «плановый» характер. В египетских военно-политических кругах склонны увязывать периодические кадровые замены в высшем командном составе вооруженных сил с «очередным новым этапом правления Мубарака». Однако в данной ситуации обращает на себя внимание тот факт, что Х. Вахбе, который, как и Мубарак, командовал прежде ВВС Египта, считался одним из наиболее близких президенту людей и даже рассматривался в качестве возможного кандидата на пост вице-президента АРЕ. Как и в других арабских странах, в Египте безопасность зиждется на способности военных контролировать процесс передачи власти и удерживать внутриэлитные конфликты от превращения их в открытую борьбу за власть. На сегодняшний день реальным гарантом поддержания внутриполитической стабильности и безопасности в АРЕ являются не весьма хрупкая и слабая демократия и во многом формально существующая многопартийная система, а вооруженные силы. В случае возникновения опасности народных волнений, массовых беспорядков, возобновления вооруженных и террористических действий радикальной исламской оппозиции, армия останется опорой режима, его последним и надежным резервом. Тем более что армия в Египте представляет собой подлинно общенациональный институт, причем один из наиболее современных и динамично развивающихся. С этой точки зрения предпринятые Х. Мубараком шаги по кадровой реформе в армии и модернизации национальных вооруженных сил выглядят вполне оправданными и логичными, особенно в свете планов президента в вопросах реформ, смены власти и ее преемственности.
Неопределенность перспектив сохраняется в тех странах где, казалось бы, проблема смены власти решена и является «семейным делом», как, например, в Саудовской Аравии. Действующий в королевстве механизм преемственности власти оформился еще в 1930-х гг. в период правления основателя современного саудовского государства короля Абдель Азиза Ибн Сауда. Согласно ему власть в королевстве носит наследственный характер и передается по старшей линии в роду представителям семьи Саудидов и связанных с ней родственными узами 4-х крупнейших племенных кланов Саудовской Аравии. Статья 5-ая так называемого «Основного закона», принятого королем Фахдом в начале 1990-х гг., и созданный в 2000-ом году совет из 18 старших принцев королевской семьи по определению преемственности власти, несколько расширили возможности власти в вопросе выбора преемника. Принятый осенью 2006 г. закон о создании комиссии по принятию королевской клятвы внес определенные коррективы в статью 5 «Основного закона» и был направлен на создание защитных механизмов от внутрисемейной борьбы за власть, придание конституционности процессу ее передачи, и несколько расширил круг участников механизма принятия решений и кандидатов на высшие должности в стране. Однако данные меры носили косметический характер и не могли изменить сложившуюся практику в вопросе смены власти. Пока традиционный механизм работает достаточно устойчиво. Передача власти наследному принцу Абдалле после кончины короля Фахда в августе 2005 г. прошла без видимых конфликтов в правящей элите. Впервые в истории королевства к власти пришел выходец не из клана Судейри, представители которого традиционно правили страной после смерти Ибн Сауда. В то же время, воцарение Абдаллы на саудовском престоле вряд ли могло свидетельствовать о серьезных переменах в вопросе о власти на верхних этажах правящей элиты. Скорее это произошло в результате компромисса между соперничающими фракциями королевского семейства в целях сохранения преемственности саудовского курса. Одним из первых указов новый король назначил в качестве наследника престола выходца из клана Судейри – Султана Бен Абдель Азиза, занимающего пост министра обороны с 1962 г. Таким образом, сохранился традиционный механизм смены власти и баланс сил в правящей элите. Власти королевства стремились объединить свои силы для решения стоящих перед страной весьма непростых задач. Речь идет, прежде всего, о выработке оптимального курса государственных реформ и противодействия терроризму. Поэтому говорить о наличии какой-либо системной оппозиции, тем более внутриэлитного характера, пока не приходится.
Однако насколько долго сможет сохраняться в неизменном виде достигнутый баланс сил, особенно с учетом тех изменений, которые произошли в королевстве и регионе за последние 10-15 лет, сказать достаточно сложно. Вопрос о преемственности обострился во второй половине 1990-х гг. после резкого ухудшения здоровья Фахда и изменений в социально-экономическом положении королевства. Некогда сказочно богатая страна постепенно «беднела». Составлявший в 1981 г. среднедушевой доход в размере 14 тыс. долл. США снизился в конце 1990-х гг. до 6 тыс. долларов. Общее количество безработных составляло в начале 2000-х. гг. порядка 23-25% экономически активного населения. Особенно велик был процент безработных среди женщин — 11,8%. Ежегодно на рынок труда выходило около 500 тысяч молодых саудовцев. Это достаточно большая цифра для 20 миллионов населения Саудовской Аравии. Не имевшее прежде долгов саудовское государство приобрело в конце 1990-х гг. дефицит госбюджета в размере годового ВНП. Саудовская монархия, доход которой от продажи нефти в 1981 г. составил 110 млрд долл. США, получила в 1998 г. всего 30 млрд долларов.
Негласные правила общественного договора, по которому клан Саудидов удерживал власть, а население получало субсидии, перестали устраивать сегодня многих в королевстве. Сокращение бюджетных ассигнований на социальные проекты привело к росту дифференциации доходов подданных королевства. На этом фоне показная роскошь королевского двора и около дворцовой элиты не способствовала поддержанию атмосферы «социального мира». Тем более что в саудовском обществе обострялся конфликт, обусловленный демографическими, культурными факторами и проблемой смены поколений. Углублялись разногласия о путях развития королевства между так называемыми «бэби-бумерами», сформировавшимися в 1960-1970-ые гг. в американских университетах и занявшими руководящие позиции в эпоху богатств и изобилия, с одной стороны, и тем молодым поколением саудовских арабов, которые учились в саудовских университетах, воспитывались на основе теократических учебных программ и выдвинулись вперед в период «новой бедности» и экономических трудностей, — с другой. Борьба между «модернистами» и «консерваторами» по глобальным вопросам будущего развития страны лежала в основе тех подчас жестких разногласий и противоречий, которые тщательно старались гасить на вершине властной пирамиды. Однако сохранять прежнее равновесие становилось все труднее. Третье поколение в правящей королевской семье постепенно выходило на политическую авансцену и требовало своей доли власти.
В целях сохранения баланса сил саудовскому руководству придется уже в ближайшее время приступить к разработке новой формулы власти, способной обеспечить доступ к управлению государством представителей нового поколения саудовцев, и не только из ныне правящей семьи. Это особенно актуально с учетом наличия в стране внесистемной оппозиции, ряды которой регулярно пополняются за счет выходцев из небогатых слоев городского населения и сельских мигрантов. В этой связи борьба с бедностью и безработицей становиться актуальной задачей саудовских властей. Тем более что благоприятная коньюктура на мировых рынках нефти существенно облегчает ее решение. Расчетные данные на 2005 год показывают, что доходы от нефти при нынешней конъюнктуре и уровне добычи нефти могут составить от 160 до 180 миллиардов долларов. Куда большую озабоченность саудовского руководства вызывает значительная религиозная оппозиция, которая не только потенциально угрожает стабильности страны, но и способна подорвать легитимность нынешней власти, основанной на принципах ислама и шариата. Углубляющееся в стране социальное неравенство, несомненно, служит питательной средой для роста оппозиционных настроений, которые в условиях отсутствия светских политических и общественных институтов канализируются в религиозной форме.
Однако если треснувший социальный мир можно попытаться склеить путем массированных финансовых вливаний, то куда сложнее справиться с решением политических проблем общеарабского характера. Эскалация напряженности в Ираке и Палестине приводят к тому, что призывы к джихаду становятся привычным элементом пятничных проповедей в мечетях королевства. Антитеррористическая операция саудовских сил безопасности в сентябре 2005 г. в Даммаме, одном из основных центров переработки нефти в королевстве, против группы Аль-Ауфи показала, что численность вооруженной исламской оппозиции значительно больше, чем считалось ранее и не ограничивается лишь саудовской ячейкой «Аль-Каиды». К тому же вооруженная оппозиция пользуется симпатией и поддержкой различных групп населения страны, в том числе представленных в саудовских силовых структурах.
Пока арабским режимам удается справляться с акциями социального протеста и удерживать их от перерастания в неконтролируемые действия. Однако практически невозможно предсказать, когда количество перерастет в качество и градус внутренней напряженности повысится настолько, что приведет к нарушению военно-гражданских отношений и балансу власти. Сложно также спрогнозировать, до каких пределов спецслужбы и армия смогут действовать против своего народа. Нельзя исключать, что регулярные войска могут решить отойти на задний план, предпочитая не столько подавлять, сколько умиротворять общественность. Если режим утратит поддержку со стороны армии, он станет более уязвимы для оппозиции, прежде всего действующей под знаменем политического ислама.