В последние годы упоминания о «динамичном развитии», «новом этапе» и т.п. в российско-турецких отношениях получили широкое распространение не только в СМИ и политологических работах, но и в публичной риторике государственных руководителей обеих стран. Недостатка в эпитетах нет: стратегическое партнерство, новый уровень отношений, исторический прорыв и т.п. Последним проявлением этого оптимистического настроя на официальном уровне стала подписанная в ходе государственного визита Президента Турции А.Гюля в Москву 13 февраля 2009 г. Политическая декларация, в которой говорится о достижении цели построения многопланового, продвинутого партнерства между Россией и Турцией и необходимости их вывода на качественно новый уровень.
Следует отметить, что подобные утверждения имеют под собой реальную основу. Только за последние 5 лет состоялось больше визитов на уровне глав государств и правительств, чем за всю предшествующую историю двусторонних связей, насчитывающую свыше пяти веков Объем двусторонней торговли, в 2004 г. едва превышавший 6 млрд долл. США, к концу 2008 г. достиг отметки в 33,8 млрд долл. США (по данным турецкой статистики – 38 млрд) . Динамично развивается инвестиционное сотрудничество. Объем накопленных турецких инвестиций в российскую экономику превысил 6 млрд. долларов, российских в турецкую – 4 млрд Активно развиваются контакты в сфере туризма. В 2008 г. Турцию посетило 2,7 млн россиян. Налицо настоящий бум российско-турецких отношений во всех областях.
То обстоятельство, что столь бурное развитие двусторонних связей пришлось на годы правления в Турции Партии справедливости и развития, вызывает закономерные вопросы. Они особенно актуальны при сравнении нынешнего уровня отношений с тем, как они выглядели в период, предшествовавший приходу к власти ПСР.
Пожалуй, не будет преувеличением сказать, что на протяжении 80-90 хх. годов XX века, не говоря уже о более раннем периоде, Анкара воспринималась в российской политической элите и общественном мнении преимущественно негативно. Она была не просто активным членом НАТО и стратегическим союзником США в холодной войне – таких было много. Считалось, что Турция, будучи с одной стороны, членом НАТО, а с другой – мусульманской страной, располагающей многообразными культурными, историческими, религиозными связями со многими странами Закавказья и Средней Азии, выступает в качестве инструмента распространения там западного влияния и, таким образом, является реальным, либо, по меньшей мере, потенциальным конкурентом России на постсоветском пространстве.
Казалось бы, приход к власти в Анкаре партии, являющейся продолжательницей исламистского направления в турецкой политике и, при этом, сделавшей форсирование вступления в Европейский Союз едва ли не главной темой своей предвыборной программы, не должен был прибавить Турции популярности у российской политической элиты. На деле же все получилось с точностью до наоборот.
Представляется, что оценка внешнеполитического курса ПСР исключительно в парадигме «исламизм — прозападная ориентация» ведет к неоправданному упрощению и затрудняет объективный анализ как линии нынешнего турецкого руководства в целом, так и его походов к отношениям с Россией.
Приход к власти Партии справедливости и развития стал не просто следствием усталости электората от неэффективных и погрязших в политических разборках коалиционных правительств 90-х гг. В Турции назрел системный кризис, связанный с необходимостью решения проблемы модернизации и преодоления авторитарной кемалистской модели развития общества, оказавшейся неадекватной современным реалиям. Выросшая в значительной степени из внесистемной оппозиции, ПСР претендовала на то, чтобы воплотить этот исторический проект в жизнь.
Оставляя в стороне внутренние аспекты ситуации, следует отметить, что в области внешней политики «смена вех» проявилась весьма определенно, хотя и без радикального разрыва с кемалистской традицией. Турция стала определенно позиционироваться как региональная держава, имеющая собственные интересы, четко их осознающая и жестко отстаивающая. При этом, пожалуй, впервые за последние несколько десятилетий, открыто провозглашен приоритет этих интересов над соображениями идеологии, блоковой солидарности и т.п.
Символическим событием, знаменовавшим начало этого поворота, стала война в Ираке и отказ парламента Турции в 2003 г. санкционировать использование своей территории силами вторжения. Для тех, кто знаком с реалиями турецкой политической жизни, очевидно, что такое решение в условиях абсолютного парламентского большинства у правящей ПСР, не могло быть принято без негласной санкции высшего руководства страны.
Можно утверждать, что именно этот шаг Анкары, предпринятый вопреки беспрецедентному давлению США, стал сигналом и для российского руководства: в Турции происходят перемены, она больше не «марионетка американского империализма», с ней можно и нужно иметь дело как с самостоятельным и серьезным игроком.
Другой показательный пример – позиция турецкого руководства в ходе конфликта в Южной Осетии в 2008 г. Тогда вновь, несмотря на сильнейший нажим Вашингтона и некоторых других союзников по НАТО, Анкара не пошла на уступки в том, что считала приоритетными национальными интересами и не позволила нарушить положения Конвенции Монтрё ради того, чтобы разрешить регулярное присутствие военно-морских сил западных стран в Черном море.
Подобную картину можно наблюдать и в других ситуациях: известная позиция Турции по иранской ядерной программе, арабо-израильскому конфликту, Кипру. Одно из последних событий в этом ряду – отказ Анкары поддержать внесенный Грузией антироссийский проект резолюции ГА ООН о положении беженцев и перемещенных лиц в Абхазии и Южной Осетии.
Очевидно, что для турецких правящих кругов сближение с Россией не является самоцелью, а рассматривается ими сугубо прагматически, в контексте общей линии на обретение Турцией самостоятельной роли в международных делах и укрепление своих позиций в регионе. Столь же, на наш взгляд, очевидно и то, что объективные предпосылки для конкуренции между нашими странами, в частности, в вопросах транзита энергоресурсов, реальны и никуда не исчезнут. Представляется, однако, что потребности реализации нового стратегического внешнеполитического курса будут по-прежнему стимулировать Анкару к тесному сотрудничеству с нашей страной и этот курс, обусловленный происходящими в самой Турции общественно-политическими процессами, в среднесрочной перспективе сохранится независимо от персоналий, которые будут его проводить в жизнь.
1.Расхождения статистических показателей двусторонних торгово-экономических отношений объясняются различной методикой учета, применяемой российскими и турецкими таможенными органами.